— И так и эдак.

— Пан Норовский, я хочу дать вам совет, – сказал Гартинг и, взяв из папки тоненькую линеечку, начал ударять ею в такт своим словам по зеленому сукну стола. – Вы не в том возрасте, когда можно позволить себе роскошь ссориться с австрийскими властями. У вас трое внуков. Их отец умер. Мать безумна, и вам приходится довольно много платить за ее содержание в доме убогих. Я точен, не так ли? Очень хорошо, что вы не стали возражать. Власть есть власть, пан Норовский. Власть может все. Согласны? Все! Доманский одинок и молод, мера его ответственности одна, ваша – совсем иная. Он вправе мечтать, а вам следует думать о хлебе насущном для внуков.

— И убогой дочери, – добавил Зирах.

— Словом, мы просим вас сообщить все, что вы знаете, и особенно то, что сможете узнать о намерениях, друзьях и финансовых средствах Доманского. У нас есть основания предполагать, что он принадлежит к союзу анархистов, а наша монархия входит в международную конвенцию по борьбе с ними.

— Это ложь: Доманский не анархист!

– Это правда! – воскликнул Гартинг. Зирах поднял руки, словно в плен сдавался:

— Как говорят в боксе? «Угол»? В угол, господа, в угол! Я буду рад, пан Норовский, если вы поможете нам опровергнуть эти подозрения. Если же вы решите уклониться – мы вправе посчитать вас сообщником Доманского. Со сводом законов знакомы?

— Нет.

— Напрасно. Каждый свой поступок, каждый шаг, любое намерение человек обязан проверять, соотносясь со статьями законоположения. Вот, извольте, пункт сорок девятый: «Пособничество, укрывательство или несообщение властям о деятельности государственного преступника карается заточением в крепость на срок от шести месяцев до двух с половиною лет». Накиньте следствие – месяцев семь... Плохо, очень плохо, пан Норовский. Внуки за это время погибнут. Что поделаешь: когда идет поезд, надо соблюдать правила безопасности. Власть – тот же поезд. Благодарю вас за то, что нашли время прийти. Мы ждем вашего ответа на этой неделе. – Зирах открыл стол, достал оттуда коробку конфет и протянул Норовскому. – А это шоколад для ваших малышей. Не отказывайтесь, я сам скоро буду дедом.

Норовский вошел в квартиру запыхавшись. В комнате, где обедали, стол был отодвинут в угол, стулья сложены на кухне, а посредине, усадив на спину трех – мал мала меньше – внуков, Дзержинский изображал лошадь; старший, Яцек, размахивал над головой веревкой, на которой дед развешивал стираное белье.

– У нас цирк! – крикнул Яцек и стеганул Дзержинского. – Поднимайся на копыта! Я что сказал?!

Норовский прислонился к косяку – бледный до синевы. Яцек растерянно посмотрел на Дзержинского, подошел к деду, взял его за руку, потеребил пальцы. Норовский, опустившись на колени, обнял мальчика и прижал к себе.

– Наездники, в кроватки! Спать! – сказал Дзержинский. – Деда устал, у него сердечко болит! Сразу же заснуть! Сразу!

Он поднял Яцека, шепнул ему:

– Ты у нас старший, смотри, чтобы маленькие на бочок легли и не шалили, ладно? А я дедушку чаем напою и дам ему лекарство.

Дети ушли тихие, испуганные.

— Что? – спросил Дзержинский. – Плохо? Пойдемте, чай горячий еще, мы вас давно ждем.

— Там был суп...

— Мы и его съели и назавтра сварили. Давайте руку. Пальцы-то ледяные. Где запропастились? Я Франтишека просил поехать в больницу, решил, не у Марыси ли вы...

Норовский сел у плиты, обхватил стакан плоскими пальцами, в которые навечно въелась типографская краска, согнулся над шатким кухонным столом, голову опустил на грудь.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• …
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10
• 11
• 12
• 13
• 14
• …
• 18
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.