По утрам, когда только светало, когда Новокузнецк лежал туманен и тих, над крышами его раскатывались слабые громы. Это Томь под метровым льдом пробовала свои силы. Днем она не была слышна. Днем ее надежно заглушал голос города. Но прошло время, и на много километров окрест раздались весенние залпы, сеткой трещин покрылись льды, и талые воды вырвались на свободу.

Силен был лед, крепилась зима, но ледохода все равно не миновать — такова логика весны.

Сейчас еще пасмурно смотрит на мир Василий Васильев, сейчас еще под сведенным в морщины лбом только-только растет сомнение. Но придет время — и человек сбудется. Я уверен в этом, потому что такова логика жизни.

Как-то сидели в конторке ТЭЦ, ждали смены, курили, спорили. Пенсионер Иван Захарович Тулубьев горячился особенно — не мог он спокойно:

— Слушай, вот дом у меня есть — тебе отдам, вклад со сберкнижки, пенсию — все отдам, дай мне твои годы! И услышал в ответ: — С удовольствием!

Слова эти принадлежали двадцатитрехлетнему слесарю энергоцеха Василию Васильеву.

Об этом случае рассказал мне на Запсибе молодой инженер, мастер смены энергоцеха Анатолий Садовиков. И мне захотелось узнать, как случилось, что молодой парень, здоровый, сильный, затосковал о пенсии. Подумалось: видно, много горьких разочарований выпало ему в жизни...

И вот на стыке смен сижу в конторке сменного мастера. Людно, шумно. Разговаривают о новом фильме, о каких-то своих неурядицах, смеются, договариваются о книге — почитать, кто-то рассказывает об отпуске, о повадках хитрой рыбы хариус... Отворяется дверь, входит среднего роста худощавый парень. И я почти безошибочно угадываю: Васильев. Угадываю по тому, как робко он прислоняется к стенке, глядит, словно бы чувствуя за собой какую-то вину, как улыбается чуть заискивающе в ответ на приветствия товарищей по работе. И весь он слишком уж тихий среди веселых, громогласных ребят в робах кочегаров, куртках бригадиров, комбинезонах слесарей.

Толя Садовиков поднимает голову от сменного журнала:

— Ага, вот и Василий...

- Учился... школу не кончил... Служил в армии, потом приехал сюда... Работа? Ничего, нравится... С жильем? Ничего, прилично. Сначала жил в общежитии, потом дали комнату... Зарплата? Ничего...

Говорят, человек от рождения — чистый лист бумаги и жизнь пишет в него то, что сочтет нужным, словно инспектор по кадрам в трудовую книжку.

И вот мы сидим в комнатке химической лаборатории ТЭЦ, разговариваем втроем: я, Василий Васильев и Анатолий Садовиков. Где-то внизу, под нами, мерное и мощное гудение котлов, от которого чуть дребезжат стекла, разномастные колбы и холодильники на столах. Из окна видно, как подходят машины, оживляются, пустеют и оживляются снова проезды стройки. Я пытаюсь понять, какая же из записей в трудовой книжке Василия Васильева оказалась решающей.

Школа, работа, армия, комсомольская путевка — у сотен, если не у тысяч строителей Запсиба жизнь шла по таким же вехам. По таким же формальным вехам. Но в жизни каждого человека есть и другой «послужной список» — тот ряд событий, иногда внешне очень незначительных, но которые, как говорится, «делают человеку душу».

Такой ряд существует, он не выдуман мною. Именно о нем на днях говорил секретарь комитета комсомола «Металлургстроя» Саша Азаров, человек, очень твердо идущий по жизни. Он рассказывал:

— Три случая намертво в моей памяти. Первый был давно уж — в пятнадцать или шестнадцать лет, еще учился в школе. Жили мы в горах, недалеко от дома была канатная дорога для пешеходов. Как-то сидели с ребятами у края ее, баловались. То ли я оступился, то ли еще как-то, но оказалось вдруг, что повис на тросе над ущельем, а подо мной метров двадцать, камни. От страха, от неожиданности ослаб. Надо бы подтянуться, закинуть ногу на мостик — не могу. Хорошо, недалеко от края: добрался, перехватываясь руками, вылез, отошел подальше от пропасти, сел — колени дрожат. Испугался, конечно, но дело не только в страхе. Дело в том, что пока болтался над пропастью, словно бы все представления о жизни перевернулись. Может быть, и нужно было мне специально оступиться, чтобы до костей проняло: жизнь — черт знает, как это здорово! Не что-то там в отдельности, а именно все, вся жизнь: облака, камни, горы, сам я в этой жизни...

Был второй случай: влюбился. Ну, и оказалось, не в ту. Бывает. Пошлая история: думал, ждет, оказалось — фиг. И вот тогда во второй раз все во мне перетряхнулось. Я понял тогда: главное — не размениваться. Может быть, смешным покажется, но именно тогда понял: я хороший... Смешно, правда? Да, хороший, да, стою любви самой лучшей, самой красивой, самой чистой — словом, самой настоящей девчонки. И сказал себе: расшибусь, но найду такую. Нашел. Дочь у меня вчера родилась.

И третий случай был уже на стройке, здесь. Помню, к концу смены сняли нашу бригаду, послали на разгрузку — срочные какие-то грузы прибыли. А в бригаде было плохо, друг друга не знали, ссорились, до драк доходило, черт его знает, чего делили. Поворчали, но работать начали. Вошли потихоньку в ритм, вкалываем. Честно сказать, здорово вкалываем. И все как-то забылось, все дрязги: тут не до дрязг — ящики тяжелые, составу конца не видно, а вовремя плечо не подставишь — ящик на ноги. И вот на перекуре, гляжу, товарищ мой смотрит... ну, как-то не так, как-то очень хорошо смотрит. «Ты чего?» — спрашиваю. «Эх, — говорит, — Сашка, всю жизнь я согласился бы таскать эти поганые ящики без перекуров, если бы ребята всегда были такими. Такими, как сейчас». Меня поразило то, что он в общем-то мое высказал, то, что и у меня было. Больше того — то, что было у каждого там, внутри, эта же готовность всю жизнь таскать ящики, только бы люди вокруг хорошие были...

И вот мы разговариваем с Василием, и я пытаюсь понять, что же из этого внутреннего ряда привело его к тому, что он есть сегодня...

Анатолий Садовиков между тем наседает:

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.