Сыграли свадьбу...

Немало рассказано историй о том, как сильное чувство преображает человека, немало таких историй еще будет рассказано. Но пока не о Василии такие истории, хотя было время, когда товарищи его решили: и о нем тоже — не узнать человека!.. Но длилось это недолго. Подбиралось прежнее, привычное, наводило тень: «Самодеятельностью увлекается... Знаем мы эту самодеятельность! Общественная работа — знаем... Комсомольские поручения — а-а...» Он не смог поверить, не смог понять, что у человека может быть чистый, искренний интерес к самодеятельности, общественной работе, что у девушки, юной женщины, «мужней жены», могут быть не только подруги, но и друзья. Просто друзья. «Знаем мы этих друзей!..»

Не поверил той, в которую был влюблен, не поверил тем, кого уважал! Поверил гнусненькому шепотку пьяного приятеля: «Знаем мы этих друзей!..» Поверил потому, что и у самого в душе лежало то же: «Знаем!..»

(Началась ревность. Начались «сцены»: запретил выходить из дому, унижал, оскорблял подозрением. И у нее лопнуло терпение — ушла в общежитие, к подругам: «Хватит!..»

Все это происходило на глазах большого, хорошего коллектива. В цехе знали девушку, знали Василия. Видели: тяжело ей, тяжело парню. И тогда в конторке сменного мастера состоялся серьезный разговор товарищей по работе с Василием Васильевым. После этого разговора небольшая делегация во главе с Толей Садовиковым отправилась в женское общежитие …

И все же семья распалась. Слишком сильно было в парне неверие в людей, неверие в себя...

И снова — один, без настоящих друзей, без цели, без радости, один на один с собой.

Испытание любовью не выдержано.

...Василий неумело прикуривает, долго откашливается, произносит:

— Казанский сирота... Да, верно. Как сектант какой-то...

Я думаю: может быть, именно тогда, в дождливый вечер, когда пусто и холодно было в оставленной комнате, и родились в Василии слабые зерна сомнений, те самые, робкие пока еще раздумья, которыми он делится:

— Помню, приехал, вышел вечером погулять, топал на пьяную драку. Подумал: ну и люди же здесь! Так и жил с этим. А сейчас думаю: ну, а что улица? Она из таких, как наша смена, наш цех. Ну, есть один-два алкоголика, но в общем-то хорошие люди. Может быть, зря я так-то — огулом?..

Когда вернулся из армии, немного освоился, тянуло всерьез заняться радиотехникой. Книги покупал, хотел учиться. Узнал: в Новокузнецке ни техникума такого, ни института. Поехать бы в Новосибирск или еще куда — духу не хватило... Я прочитал где-то: когда человек ограничивает свои надежды, он ограничивает и свои возможности. Не подумал, что это обо мне...

И неожиданно резкое, взволнованное и горькое признание:

— Мне на себя в зеркало иногда противно смотреть!..

И это уже не то смиренное самоуничижение, это уже первое недовольство собой, активная неудовлетворенность, которая заставляет человека искать, думать, делать. Верится мне, что это уже от сознания силы...

Да, силы. Ведь Василия в детстве не баловали няньки, а старшина в армии не оставлял его дежурить по казарме, когда рота отправлялась в марш-бросок. Он силен, как может быть силен здоровый двадцатитрехлетний парень с крепкими мышцами и рабочими, умелыми руками. И сила копится в нем, сила требует активного выхода, большого дела. Сила дана человеку для достижения больших целей...

Да, тот, кто захочет смотреть на мир сквозь темные очки, сможет сделать это, сможет подобрать из мозаики жизни достаточно темных камней. Но кому от этого хуже?..

Долго длился наш разговор о пустынной лаборатории цеха, долго длился рассказ Василия о неудавшейся жизни. И когда в быстрых сумерках вспыхнули фонари и гирлянда огней нарисовала мост через Томь, я предложил Василию:

— Если хочешь, я не назову твоего имени. Он ответил не сразу:

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.