Как я тогда верно предположил, несмотря на все предосторожности Шу-шу, Масло заподозрил в краже морфия именно ее. То, что он не мог целых два дня добраться до нее, только усугубило его подозрения. Поэтому, когда Троепольская появилась в квартире Салиной, Маслаков с Фатеевым, оглушив хлороформом, увезли ее оттуда именно в качестве Шу-шу. Это было во вторник, а на следующий день Масло должен был улетать из Москвы по очень важному для него делу (какому — подлец Стас пообещал сообщить в следующий раз). Поэтому старик, уезжая, приказал Кобре стеречь девчонку, доводя ее до кондиции наркотическим голоданием, а Фатееву — проводить дознание среди знакомых Шу-шу, как тот и сделал, убив или доведя до самоубийства Мирзухина, что еще предстоит определить.
Шу-шу, то бишь Троепольскую, держали со связанными руками, на ночь привязывая к кровати. Но наша Олечка быстро разобралась, что к чему, и начала кричать и биться, требуя «кайфа», вполне натурально изображая «кумар», на который она нагляделась у Салиной. Садист Гароев издевался над ней, делая себе инъекции у нее на глазах. К концу третьих суток Ольга придумала изображать полный упадок сил, стала делать вид, что не может пошевелиться, что все на свете ей безразлично. В воскресенье с утра утративший бдительность Кобра так накачался дармовым «кайфом», что впал в полную нирвану. А Троепольская перепилила веревку о край стекла в разбитой верандной двери и потихоньку сбежала. В то самое время, когда мы въезжали в Малаховку, она сидела у Чижа дома, рыдая рассказывала ему о своих злоключениях, а он отпаивал ее чаем с седуксеном и звонил по всем телефонам, разыскивая нас.
В следующий раз Северин рассказал мне о судьбе бывшего футболиста. Выяснилось, что дача была подготовлена к сожжению заранее самим Маслаковым — на случай необходимости мгновенного уничтожения лаборатории и всех прочих улик: во всех углах стояли канистры с бензином. Фатеев знал об этом и поэтому, явившись туда и увидев, что девчонка сбежала, Кобра пребывает в прострации, резонно решил, что сейчас самое время бросить решающую спичку.
Тогда на пожаре, из-за суматохи, видимо, его упустили. Он сам, перепугавшись большого скопления людей и автомобилей, бросился не к своей машине, а огородами на станцию. Его задержали тем же вечером, когда он сходил с электрички на Казанском вокзале.
Историю с Маслаковым Стас приберег мне для очередного визита. Она была коротка, но грела сердце сыщика. Несколько раз Масло пытался дозвониться по междугородному телефону в свою квартиру, где должен был жить Фатеев. Звонки эти зафиксировали, они шли из Ташкента. С помощью тамошних товарищей была проведена кое-какая, по обычному неопределенному выражению Северина, работа. В результате чего Маслаков и был задержан два дня спустя в Домодедове с большой партией опиума, из которого он и дальше собирался гнать морфий...
Со временем поток новостей стал пожиже.
Однажды Стас пришел и рассказал, что Багдасарян ликвидировал наконец тот притон наркоманов, в который Шу-шу водила Ольгу. Очень благодарил, говорил, что описание Троепольской страшно ему помогло.
Потом он поведал, как в торжественной обстановке представителю литературного музея были переданы книги профессора Горбатенького. Вид у представителя, свидетельствовал Северин, был почему-то совсем не радостный. Стас даже предположил: может, нелады в личной жизни?
И, наконец, перед самой моей выпиской мне была преподнесена последняя новость: у Комковского засохла цикута! Он бегает по управлению, рвет на себе волосы, потому что это вещдок, и ему теперь за него отвечать...
Мы с Антоном плетемся неторопливо по осенней мостовой. Ба! Кто это там сидит на ступеньках «Фотографии», греясь в лучах солнышка? Да это моя симпатичная приемщица! Только вовсе она не моя. Издалека видно, что ей не больше месяца осталось выдавать карточки — скоро уйдет в декрет и надолго, если не навсегда, пропадет с моих глаз.
А вот и ухокрылый фотограф выглядывает из дверей.
— Ути-пути, — умильно говорит Антону утерявший свою былую милоту клерк и капризно оборачивается к ухокрылому: — Сенечка, давай возьмем такую собачку, ну давай, а?
Вот оно что, грустно думаю я, проходя мимо. Тут, оказывается, целое счастливое семейство. А меня никто не ждет дома.
Впрочем, вру. Если часы над входом в аптеку не обманывают, дома меня ждет Северин. Я, уходя, оставил дверь открытой, но все равно надо заканчивать прогулку. Потому что Стас по телефону в своей обычной сюрпризной манере намекнул, Что придет не один.
— Заходи, инвалидушка, — закричал он, услышав, как мы с Антоном копаемся в прихожей, — заходи, я тебя кое с кем познакомлю.
Я вошел и сразу увидел на фоне окна женский силуэт. Глаза у меня все еще слезятся, потому мне никак не удавалось разглядеть лицо.
— Это Лена, — бодро сообщает Северин, — а это наш героический Шурик.
— Лена? — не понял я. — Какая Лена? Ах, пианистка!
— Ну конечно, — закричал он. — Не веришь, что ли? Где у тебя тут рояль, сейчас сыграем в четыре руки.
— А я думал... — растерялся я.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Детский дом — тёплый дом
Герой Социалистического труда, академик Андрей Трофимук
Интимная жизнь молодых