Встреча после разлуки

Сергей Попов| опубликовано в номере №1449, октябрь 1987
  • В закладки
  • Вставить в блог

Детский дом — тёплый дом

Почему и сегодня, спустя десятилетия после войны, на нашей земле так много обездоленных детей? Как помочь тем, кто волею судьбы обречен расти без родителей? Эти вопросы мучают их, бывших детдомовцев. И потому так единодушно поддержали участники встречи в Днепропетровске решение о создании советского детского фонда. И потому именно от них поступили первые взносы на счет № 707.

Они и радостны, и щемяще грустны, встречи бывших однокашников. Возвращение в юность — хотя бы на миг, хотя бы в воспоминаниях — разве не радость? Ну, а почему грустны, тоже понятно: увидев вновь такие родные, знакомые но, увы, как ни горько, стареющие лица, и не хочешь да задумаешься о несбывшемся, об утратах, о быстротечности жизни...

Встреча, свидетелями которой стали мы в августе в Днепропетровске, была, конечно, похожа на сотни подобных и трогательными объятиями, и слезами, которых никто не стеснялся и которых стесняться грех, и бесконечными «а помнишь?». Но было у нее и одно существенное отличие. В парк имени Чкалова в то субботнее утро пришли люди, объединенные не только тем, что сидели они когда-то за одними партами да хлебали одни щи; их общность более высокой пробы — это общность судьбы.

Рассказывает Надежда Ивановна Дегтярь-Шувалова. С 46-го по 52-й год я воспитывалась в Аннозачатовском детском доме, потом окончила ремесленное училище, четырнадцать лет работала на стройке штукатуром, но тянуло к детям, и вот после техникума уже двадцать лет я воспитатель в детском саду Кривого Рога. Дочь моя — педагог, внучке уже пять лет. Недавно мы с внучкой побывали в селе, где был наш детский дом. Посидели на крылечке, обошли вокруг дома, напились воды из колодца. Я пью воду и плачу, а внучка спрашивает: «Что, бабушка, горькая вода в этом колодце?..»

Воспоминания о детстве почти всегда окрашены в сентиментальные тона. Что ж в этом дурного? Может, это и есть тот святой колодец, та криница, к которой и в зрелом возрасте хочется приникнуть? Седой полковник с рядами орденских планок на груди признался мне, что хочет увидеть хоть кого-нибудь из давних друзей и сказать им, что «жил все эти годы по совести и чести детского дома не посрамил». Вот ведь какая штука получается: человек жизнь прожил, а пацаны из его детства до сих пор для него авторитет, до сих пор ему перед ними марки терять не хочется.

Рассказывает Виктор Александрович Седов. В 41-м году я был вывезен из осажденного Ленинграда на Урал, в Челябинскую область. Жизнь забросила на Днепропетровщину, почти тридцать лет работаю трактористом. Женат, живу в достатке. Но всегда с благодарностью вспоминаю землю, которая спасла от голодной смерти ленинградских детей. Так и не выбрал ни разу случая, чтобы побывать в селе Звягино Чебаркульского района Челябинской области, где был наш детский дом. Не очень надеюсь, что встречу своих звягинцев-ленинградцев, но вдруг? А если и не приехали в Днепропетровск наши, увижу других сирот военного лихолетья, как и я сам. Дело в том, что до сих пор никого из родных я не нашел, несмотря на неоднократные попытки. Встреча с людьми, разделившими мою судьбу, необходима для меня.

Встреча в Днепропетровске собрала около двух тысяч бывших воспитанников детских домов всех поколений. И тех, кому Украина дала когда-то кров, и тех, кто рос в детских домах России, Узбекистана, Грузии, Казахстана, других республик, а сегодня живет на Днепропетровщине. И какую же надо было организаторскую работу провести, чтобы к назначенному часу пришли, приехали, прилетели люди из десятков и десятков городов и весей такого просторного нашего Отечества! А история такова. Несколько лет назад инженер-строитель Михаил Михайлович Арошенко, обратившись через днепропетровскую городскую газету к своим товарищам по Щорскому детскому дому, сумел собрать их в селе Благословенном Криничанского района. И многие теперь по его примеру проводят свой отпуск в селе, где прошло их детство. Приезжают не на солнышке валяться, а подсобить колхозу — кто на ферме, кто в поле. Чтобы сельчан не стеснять, отремонтировали заброшенное здание своего дома. Там и живут летом. Некоторые с детьми гостят, к труду их приохочивают. Проблемы, как попасть в дом, нет: каждому из приезжающих выдали, так сказать, на вечное хранение по ключу — заходи в любое время, никого не беспокоя. Название же этой «самостийной» организации дали такое: «Дорослий дитячий будинок», по-русски значит «Взрослый детский дом».

Когда очерк о нем прозвучал по областному радио, в редакцию посыпались письма; авторы их просили помочь встретиться с друзьями детства, а кто-то — даже отыскать брата, сестру, потерянных в военное лихолетье. А поскольку в Днепропетровской области в разное время располагались сорок восемь детских домов, а встречались регулярно выпускники лишь нескольких, тут и нашелся ответ на вопрос, как помочь свидеться одновременно всем бывшим воспитанникам. Образовался оргкомитет, в. котором на равных токарь и секретарь парткома крупного треста; парикмахер и инженер. Председателем избрали Людмилу Ивановну Баженову, делегата XXIV съезда Компартии Украины. За считанные недели это самодеятельное объединение — думаю, вполне его можно так назвать — разослало письма с анкетами и приглашением приехать на сбор более чем в тысячу адресов и получило столько же ответов. (Прошу учесть, что адреса эти еще надо было найти. Маленькая горстка энтузиастов справилась с этим за несколько недель.) Результаты анкетирования, как нам говорили, будут обработаны на ЭВМ, чтобы каждый заинтересованный, запросив этот банк данных, мог быстрее встретиться с теми, кого, быть может, годами безуспешно разыскивает.

Рассказывает Эдуард Карлович Спаринский. Я вырос в детском доме, очень долго вообще ничего не зная о своих родных, даже их имен. После десяти лет поисков узнал, кем был мой отец, репрессированный в 1937-м и посмертно реабилитированный после XX съезда. С матерью и сестрой встретился через двадцать семь лет разлуки. Мать пятнадцать лет провела в заключении и обрела свободу лишь после смерти Сталина. Каких усилий потребовал поиск, и передать не берусь. Теперь многое знаю об отце и горжусь, что был он честным человеком, настоящим коммунистом — активно участвовал в революционном движении в Латвии, работал в Народном комиссариате просвещения РСФСР. Когда я все это узнал, мне стало легче жить...

Сейчас уборочная, а я шофер, сами понимаете — буквально на несколько, часов в Днепропетровск выбрался. Может, повидаю кого из своих? Замечательная идея — создать клуб... Насколько бы облегчился мой поиск, существуй он раньше.

...Табличка с названием детского дома, которую держал в руке сухощавый мужчина средних лет, не была похожа на другие. Те крупные, отпечатанные типографским способом, а эта совсем маленькая и написана от руки. Мужчина переходил от группы к группе, внимательно вглядываясь в лица, надеясь встретить кого-нибудь из Львовского детдома №2. Час шел за часом, люди уже начали расходиться, а Михаил Петрович Неведомый все не прятал самодельную табличку в надежде, что кто-нибудь окликнет его... Родителей он потерял в войну совсем ребенком. Имя свое уже знал, а вот отчество, фамилию — нет. Их ему придумали в детском доме. Там же условно записали год рождения и национальность. Он не знает, как звали его отца и мать, кем были его дедушки и бабушки. И это его мучает, не дает спокойно жить, он никак не может смириться с такой несправедливостью. Человек без родословной... Не попадавший под пули Михаил Неведомый, он тоже ранен войной, и нет на свете таких врачей, чтобы залечить эту рану.

Шестнадцатилетняя девочка из тех, кто называет себя «хайлафистками», написала в «Комсомолку»: «Я, представьте себе, даже слова о войне не читала и не буду. И без того надоело! Скучно так жить, если вспоминать то, что было давно». Не будем вступать с ней в полемику, лучше зададим себе один вопрос: сможем ли мы выжить на этой земле, если превратимся в манкуртов, лишенных памяти?

Одним философом подмечена очень точная социально-психологическая закономерность: большие войны начинаются, как только вырастают новые поколения, которые прошлой бойни не пережили и ничего не хотят о ней знать. Это бывает через каждые тридцать — сорок лет. Сколько же их в сегодняшнем мире, сытеньких девочек и мальчиков, которым надоело «вспоминать то, что было давно»! Их немало, очень даже немало, и не стоит обольщаться тем, что других — с совестью и памятью, с душой, способной болеть, больше...

Хочется верить, что ничего не забыли не только наши, советские дети войны, но и дети тех американцев, которые погибли, так и не дождавшись победной встречи на Эльбе. Им, гражданам Соединенных Штатов, чьи родители пали во второй мировой войне, — слова обращения, подписанного всеми участниками встречи: «...Мы уверены, что и вы, испившие горькую чашу сиротства, разделяете нашу боль и тревогу за судьбы мира...» Да будут услышаны эти голоса!

Детдомовцы сороковых, испытавшие так много, видевшие столько горя, верили, что после них детские дома закроют за ненадобностью, а слово «сирота» останется лишь принадлежностью толковых словарей. Но вот прошло уже четыре десятилетия, а число домов этих растет. Они не похожи на послевоенные; и дети в них другие, и слово «сирота» употребляется теперь в переносном смысле. Но нет в сегодняшних детских домах благостного благополучия, и потому так велик спрос на людей, готовых им помочь. В анкете, адресованной участникам встречи, был и такой вопрос: «Хочешь ли ты взять шефство над нынешним детским домом?» Вот ответы: «С удовольствием возьму. С. М. Кухарь»; «Готова пойти к детям и учить их печатать на машинке, шить. В. Ф. Дороговцева»; «Я живу в Певеке, но могу пока помогать материально любому детскому дому. В. В. Василенко». Ответов, подобных этим, большинство. И потому аплодисментами было встречено известие об открытии счета №707 Советского детского фонда имени В. И. Ленина, как и сообщение о том, что член оргкомитета встречи пенсионерка Елена Артемовна Горбатенко уже перечислила на этот счет 200 рублей...

Закончена встреча. Следующая — через три года. А что сегодня, завтра? У клуба «Взрослый детский дом» большие планы.

Розыск родных и друзей, помощь престарелым и одиноким — бывшим воспитанникам и педагогам, шефство над нынешними домами и школами-интернатами, создание музея детского дома...

Днепропетровские энтузиасты без специальных директив и указаний создают фактически вполне работоспособное областное отделение будущего Советского детского фонда.

Кто последует их примеру?

 

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены

в этом номере

Владимир Кузьмин

Клуб «Музыка с тобой»

Поступок

Рассказ