Вполне возможно, что я от обалдения утратил на какое-то время способность адекватно оценивать события. Во всяком случае, следующим потрясением дня стало для меня то неожиданное спокойствие, с которым Комаров воспринял нашу информацию. Я говорю «нашу», потому что никто из нас не соглашался идти докладывать в одиночку, и мы вломились к нему все вместе, прихватив с собой даже попытавшегося было увильнуть Гужонкина.
— Ну, что ж, лучше поздно, чем никогда, — сказал зам. начальника МУРа. — Хорошо хоть, что успели выяснить это до похорон. Был бы нам всем номер... — И, изменив тон, жестко перешел к делу: — Мысли? Соображения?
— Весь план полетел к черту, — махнул рукой Северин.
— Почему это весь? — неожиданно резко спросил Комаров. — Предположим, это действительно не Троепольская, а некая женщина, очень на нее похожая. Тогда где журналистка? Сумка-то на помойке ее валяется! В ее комнате все вверх дном, не в чьей-нибудь! Какой такой новый план вы мне можете предложить, если даже неизвестно, чей труп у нас на руках? У вас что, заявление об исчезновении другой женщины есть? Нет! Зато у вас есть... — Он принялся медленно загибать пальцы, вколачивая в нас каждое слово, а мы увидели, как постепенно и неотвратимо свирепеет наш начальник, причем об объекте его неудовольствия, увы, гадать не приходилось: — Платье на Троепольской в день убийства было такое же, как на трупе — раз! Сумка такая же — два! Эти из газеты по внешнему виду без всяких сомнений признали в убитой Троепольскую — три! И, наконец, сама она третьи сутки находится неизвестно где — четыре! Что все это значит, вы дали себе труд подумать, прежде чем разнюниваться? А значит это, что когда вы найдете Троепольскую, вы, скорее всего, узнаете, кто убит, а может быть, кем и почему. Ясно?
Я исподтишка переглянулся со своими товарищами и почувствовал, что не меня одного, видимо, хлопнуло по голове и привело в растерянность неожиданным поворотом нашего, с позволения сказать, сюжета. Но, как ни странно, именно вид не на шутку рассвирепевшего Комарова — явление редкое и грозное, — кажется, приводил нас в чувство.
— Ясно, — от имени всех твердо ответил Северин. — Значит, так, шестым пунктом пишем в план работу по наркоманам. Кто там у нас по ним главный?
— Леван Багдасарян, — отозвался я.
— Надо будет для начала показать его ребятам карточки Троепольской и убитой... впрочем, это один черт...
И у меня в голове начало, кажется, проясняться. Я сказал:
— Есть версия в отношении собственно убийства. Убить хотели действительно журналистку — мотивов-то нам известно достаточно. А наркоманка — жертва недоразумения.
— Скорее всего не недоразумения, а какого-то очередного фокуса этой Троепольской, — пробурчал из-за наших спин Гужонкин.
— То, что убитая не Троепольская, еще не значит, что сама Троепольская жива, — тихо, но твердо сформулировал Дима Балакин.
— Работайте, — прихлопнул ладонью по столу Комаров и сам тяжело поднялся со своего места. Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять: теперь его очередь идти докладывать, отдуваться за нас. Мы ретировались мгновенно.
— Ну-с, — нахально сказал Северин, когда мы вернулись к себе. — Мысли? Соображения?
— Иди к черту, — ответил я. — Ты старший, вот и командуй.
— Хорошо, — покладисто согласился он. — Тогда так: Балакин едет к себе и занимается дальше отработкой территории и бывшими жильцами дома номер шестнадцать. Товарища Гужонкина попросим любезно заняться экспертизой сумочки. Невмянов с портретами наших близняшек пойдет к Багдасаряну, я пойду к ребятам в УБХСС с блокнотом Троепольской, поинтересуюсь, как обстоят дела с библиофилами и библиоманами. Потом мы с Шурой решим по обстановке, что делать дальше. Связь держим через Митеньку. Возражения есть?
— Полководец! — восхищенно сказал Гужонкин. — Наполеон!
И все потянулись к выходу.
Леван долго рассматривал фотографии, крутил их так и этак, но потом все-таки сказал с сожалением:
— Извини, не узнаю. Оставь, завтра на пятиминутке всем своим покажу.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.