Неспешная беседа слов

В Малеевке Потанина рекомендовали в Литературный институт имени А. М. Горького.

Был взлет. Он приезжал в Москву, в аудитории легендарного особняка на Тверском бульваре, работал дома в областной молодежке. в свет выходили его первые книги. Дорого бы дал любой начинающий писатель, коль как Потанин мог прочесть в выбранном наудачу своем экзаменационном билете: «Герои советской литературы в произведениях В.Белова, В. Распутина... В. Потанина...»

Что нужно, чтобы писатель состоялся? Наверное, во-первых, мужество. Об этом точно сказал рекомендовавший Потанина в Союз писателей СССР Юрий Казаков в своем «Северном дневнике»: «Писатель должен быть мужествен... потому что жизнь его тяжела. Когда он один на один с чистым листом бумаги, против него решительно все. Против него миллионы написанных ранее книг – просто страшно подумать! – и мысли о том, зачем же еще писать, когда про все это уже было. Против него головная боль и неуверенность в себе в разные дни, и разные люди, которые в эту минуту звонят к нему или приходят, и всякие заботы, хлопоты, дела, как будто важные, хотя нет для него в этот час дела важнее того, которое ему предстоит. Против него солнце, когда тянет выйти из дому, вообще поехать куда-нибудь, что-то такое повидать, испытать какое-то счастье. И дождь против него, когда на душе тяжело, пасмурно и не хочется работать».

Да, мужество. И еще, наверное, драгоценна человеческая широта писателя. Чем ее измерить?

После шумного застолья в одном из курганских писательских домов, где было много откровений, гости столпились в прихожей, надевая пальто. Ответственный партийный работник, старый друг Потанина, с которым они давно не встречались, захотел, видно, сказать ему на прощание что-то торжественное. Но парадность тона не давалась, дрогнул голос.

– Сердце у Вити, – он развел руки, потеснил стоявших людей, обвел глазами комнаты квартиры, – нет, сердцу Вити, здесь не поместиться...

Чем измеряет свою жизнь, творческую судьбу сам Потанин? Обычно для писателей точки отсчета – их книги, как этапы литературного пути. У Потанина вехи другие. Это встречи с единомышленниками. вернее, вызванные ими потрясения, переживания.

После Малеевки навсегда в его памяти кемеровский семинар молодых писателей. В сумерках они бродили с С. П. Антоновым по-над разлившейся Томью. Старый мастер и весеннее половодье. Сергей Петрович испытывал как бы пору возвращения молодости, надежд; говорил будто бы для себя, но слова запечатлевались «прелестным, рыжим» Потаниным... Не нужно стараться просто напечататься. Нельзя стремиться стать модным. Ближайшие двести лет славу рассудят...

В начале восьмидесятых годов вместе с прозаиком Виктором Лихоносовым Потанин странствовал по Михайловскому, Святым Горам, Тригорскому. Нерв этого путешествия пронзает лихоносовскую «Элегию», самую дорогую вещь для ее автора. Безмолвным романсом звучит она в уголке души Виктора Федоровича.

Они, русские литераторы, встречали солнечный восход на могиле Александра Пушкина. И были самозабвение, и стихи, и раздумья.

– Лихоносов, – говорит Потанин, – по натуре очень поэтичен. Он притягателен жестом, мгновенным юмором. Это человек, у которого нет хитрости.

И неизгладима для писателя встреча с В. М. Шукшиным незадолго до его смерти. Они разговорились ночью в московском многолюдном гостиничном номере Василия Белова, уединившись от общей беседы. Им мешали. Подгулявший почитатель пал перед Шукшиным на колени:

– Вася, ты гений!

Шукшин скрипел зубами, будто проволоку перекусывал:

– Учись, как не надо жить, Потанин... Продолжал, помолчав:

– Почему редко печатаешься? Я стараюсь больше печататься, писать много. Писатель должен часто выходить на люди, как актер. Это лучшая школа... Трудно писать рассказы: и в них надо отстаивать свои родные слова, хранить язык....

– Я думаю, слава Шукшина прошла сквозь него, он не понял ее, – говорит Потанин. – Василий Макарович обласкал меня. Предлагал в дом к своей матери направить – поработить на воле. Я понял, что Шукшин страшно добрый человек.

А прошлой осенью повезло Потанину на поездку в Петрозаводск, на Север с группой писателей. С. Залыгин, В. Астафьев, Д. Балашов, В. Распутин, В. Белов... Они выступали в колхозах, встречались с заводской молодежью. О былях и небылях края им ведал местный уроженец Личутин. Ночи напролет слушал Потанин рассказы Залыгина об Александре Твардовском.

Удивительно: все, что ощущал и видел там Потанин, казалось ему уже знакомым. Жили эти чувства то ли благодаря Юрию Казакову, воспевшему в «Северном дневнике» эту землю? То ли оттого, что отсюда когда-то пришли в Зауралье потанинские предки и его мать родом из села Каргополье под Шадринском – тезки северного Каргополя?..

– Впечатлений осталось много, – рассказывает Виктор Федорович, – а поразило, как народ читающий любит Валентина Распутина. Будто к духовнику в старину, люди шли к нему, словно на исповедь, несли свои самые сокровенные вопросы. Поистине, не тот писатель, что издает массу книг, а тот, что относится к себе, к своим поступкам со священным трепетом.