Петрову понравился Алик: темноволосый, смуглый, с немного выпяченными губами, он был похож на цыгана. Впрочем, и в деревнях Орловской области Петров видел много похожих лиц. Алик спокойно слушал комплименты в свой адрес и неторопливо ел бутерброд с черной икрой. Лишь в самых патетических местах он поднимал левую бровь и с некоторым недоумением прислушивался. На Елену, сидевшую рядом, он не обращал пока ни малейшего внимания. Она же смотрела на Виталика чуть ли не с обожанием.
«Вот подлец!» – подумал Петров о белобрысом.
– Пусть этот приз достался не мне, – разглагольствовал Виталик, – о чем я буду сожалеть всю жизнь, хотя, наверно, в этом есть своя справедливость, но в сожалении моем будет нотка злорадства. – Виталик сделал паузу, все окончательно притихли, бутылка в руках хозяина, разливавшего вино, замерла на весу. – Кто знает, быть может, я выиграл больше, чем он. Я выиграл дружбу нашей Леночки, а он всего лишь ее любовь.
– Ха-ха! – довольно хохотнул Илья Ильич, а Елена с деланным возмущением сказала:
– Ну, знаешь ли...
– Ха-ха! – повторил хозяин. – Однако же Алик молчит. Что скажешь, Алик, чей выигрыш больше.?
– Простите, я еще не кончил, – с горячностью сказал Виталик. – Я утверждаю перед всем миром: мой выигрыш больше, ибо прекраснее дружбы в мире нет ничего. И чтобы вы не думали, что горечь потерпевшего поражение заставляет меня это говорить, я пью за Алика и Леночку, за их любовь!
Тут снова слезы, вздохи, смущение. Бросив на Петрова торжествующий взгляд, Виталик, сел. Петров большим пальцем показал ему: «Молодец!» Петров не был циником, но все происходившее воспринял крайне скептически: по его понятиям, это была либо липа, либо детский сад. Правду нельзя сказать красиво, в этом Петров был убежден.
Впрочем, сейчас его заинтересовало поведение Алика. Алик спокойно доел бутерброд, посмотрел на Елену, усмехнулся и пожал плечами. Значение было примерно такое: «Что с него возьмешь?» Потом он повернулся к Виталику, протянул ему руку, которую тот горячо пожал, и сказал негромко:
– А ты, оказывается, поэт!
Елена искоса взглянула на него, но ничего не сказала. Все это было очень интересно Петрову, и он совсем было забыл о существовании Пискуненко, но вдруг услышал с ее стороны шелест чешуек и слабый всхлип. Он быстро повернулся: давясь и всхлипывая, Пискуненко торопливо ела салат. Веки ее набухли от слез, на остром подбородке, как бородавка, приклеилась зеленая горошинка. «Куда меня попали...» – тоскливо подумал Петров, достал платок и, свернув его чистой стороной наружу, вытер Пискуненко подбородок. Не поднимая головы, она жалко ему улыбнулась.
– Ну что, и мне заплакать, что ли? – наклонившись к ней, шепотом спросил Петров. И тут задумался. Ему пришло в голову, что о Пискуненко-то никто не сказал. Да что там не сказал, никому даже в голову не пришло привести ее в качестве примера. Для детского сада это было несколько странновато.
Но тут пошли всякие заботы, связанные с «горячим» – раскладывание, передавание, выкручивание куриных суставов, – и временно Петров эту тему для размышлений закрыл. Тем более что он не умел есть курицу, точнее, не знал, как ее едят ЗДЕСЬ. Надо было понаблюдать, приноровиться, дело было тонкое, престижное, и сколько там Петров ни отчуждался, пришлось бросить на курицу весь интеллект.
Петров явился с твердым намерением наладить «беседу с интересным человеком», в которой «интересным» должен был быть, разумеется, он сам. Запас информации на базе журнала «Знание – сила» у Петрова имелся, причем запас довольно солидный, его хватило бы даже на беседу с «осведомленным», но здесь был Илья Ильич, большой человек, он мог это дело сорвать. Сомнительно также, чтобы Пискуненко позволила ему выдать себя за «осведомленного». Поэтому, покончив с курицей и отнеся самолично свою тарелку на кухню (что было воспринято всеми с недоумением), Петров уселся поудобнее и приготовился было начать: «А кстати, известно ли вам, что разбегание вселенной...»
Однако с первых же слов Ильи Ильича Петров понял, что попал на «вечер-исповедь», по крайней мере к торжественной части.
– Я гостеприимен, – сказал Илья Ильич, вытирая промаслившейся салфеткой губы, – я гостеприимен, ко мне можно являться запросто. Один раз появился у меня в доме – и считай, что получил пожизненный пригласительный билет. В первую очередь это я вам говорю, товарищ Петров. Надеюсь, что придет время, и вы раскроете нам тайну вашего имени.
Петров как раз обслуживал Пискуненко – на этот раз копченой колбасой. Пискуненко кушала мало, как птичка, ее порция «горячего» осталась почти нетронутой, и Петров поглядывал на эту порцию очень внимательно, но уж тут-то он знал, что можно и чего нельзя.
– Но это если без задних мыслей. Если же вы пришли к нам с задними мыслями, то не надо нам вашего имени и фамилии не надо. Не надо нам тогда от вас ничего. До свидания – и дорогу забудьте.
Это был довольно крутой поворот... Правда, дома с Петровым обращались и того круче, но то было дома. Петров вопросительно посмотрел на Пискуненко, она виновато дотронулась до него коленом и положила на стол руку с пальцами, сжатыми в щепоть. Петров понял так: «Потерпи еще немного, скоро старики уйдут спать». Ну, что ж, все это давало Петрову право приналечь на закуску, тем более что бутерброды с икрой уже сошли на нет. Петров решительно пододвинул к себе тарелку Пискуненко и, взявшись за курицу обеими руками, разломил ее пополам. Пискуненко зарделась и, потупясь, принялась крошить хлеб. Некоторое время все с интересом смотрели, как Петров грызет «хлуп», потом Илья Ильич крякнул и продолжал:
– Мы все тут любим друг друга, притерлись, попривыкли уже, не в первый раз за этим столом сидим, но новых не чураемся. Друг нашего друга – наш друг. Иное дело – бывают подлинные друзья и друзья мнимые.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.
С токарем Балашихинского ордена Ленина машиностроительного завода имени 40-летия Октября Константином Иосифовичем ТРУТНЕВЫМ беседует специальный корреспондент «Смены» Анатолий Баранов