– Индивидуальность начинается там, где кончаются афоризмы, – ответил ему Петров. – Можно и так, лишь бы коротко сказано было.
– Коротко, но не ясно, – проговорил Виталик.
– Виталька, прекрати, – строго сказала Елена. – А вы, Петров, не укрупняйте, пожалуйста. Есть милый уютный беспорядок, домашний интим.
– Это там, где комната уже прибрана, – растолковал Петров. – Мамой, например. Или любимым мужем.
Елена принужденно засмеялась.
– Я, наверно, буду плохой женой, – сказала она. – Но мой муж должен притерпеться ко мне: я умею создавать беспорядок везде, где только появляюсь.
– Это до поры, – ответил Петров.
Пискуненко вышла со стопкой грязных тарелок, вернулась, поставила перед Петровым блюдце – все молча. Петров аккуратно ссыпал на блюдце пепел, стряхнул ладони.
– Вы, Петров, очень раздражены, – сказала вдруг Елена, давая понять, что диспут окончен. – Это отец вас утомил. Сегодня он был в особом ударе.
– Да я уж заметил, – ответил Петров.
Посидели, помолчали, поговорили о том о сем, Виталик то и дело поворачивался на своем вертящемся стульчике к фортепьяно и брал ленивые аккорды. Видно было, что он гордится своим умением брать аккорды, и у него это в самом деле получалось. Петров не силен был в музыке, когда-то он пробовал играть на баяне, но потерпел неудачу, и с тех пор звуки музыки, пусть даже самого дешевенького танго, вызывали у него острую тоску. Особенно удавалось Виталику соразмерять тональность своих аккордов с тональностью только что законченной фразы. Впрочем, Петров редко вставлял слово, говорили больше жених и невеста, а Виталик им подыгрывал, и чувствовалось, что для них троих это обычная форма.
– Да перестань ты наконец звенеть чашками! – сказал вдруг Виталик Пискуненко, которая собиралась подавать чай, и с силой захлопнул крышку фортепьяно.
– И правда, Люся, что ты все суетишься? – мягко сказала Елена. – Сядь, посиди, никто все равно чаю не хочет.
Пискуненко послушно села рядом с Петровым. Разговор сразу оборвался. Алик встал, сунул руки в карманы брюк и отошел к окну.
– Виталик! – помолчав немного, робко сказала Пискуненко.
– Чего тебе? – резко повернулся он.
– Сыграй, пожалуйста, что-нибудь минорное, – попросила Пискуненко и потупилась.
– Минорное? – переспросил Виталик саркастически. – Ах, минорное! Ради бога.
Он поднял крышку и, с силой ударив по клавишам, заиграл. При первых же звуках Алик обернулся, Елена забеспокоилась. Петров прислушался повнимательнее, но ничего криминального не заметил: Виталик играл быструю, но унылую пьесу, в которой без конца повторялись и варьировались одни и те же аккорды. Пискуненко посидела, послушала, потом шепотом сказала «спасибо», встала и быстро вышла из комнаты.
– Ну, ты, пожалуй, чересчур, – осуждающе сказал Алик. – К чему так обострять?
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.