Разве это много?

Жить да жить предстоит людям, и таких мгновений в их житии будет бесконечье.

Я задерживаюсь взглядом на красной короне солнца в рогах оленя и поднимаюсь выше. Отовсюду пахнет черемухой. Она здесь только-только начинает цвести, и сыроватый запах ее похож на запах тающего снега, воды-снежницы и самой Вишеры.

Дали раздвигаются. Уральские угоры белыми, синими, зелеными табунами кобылиц пасутся вокруг, а внизу багровой чертой загорается и пригасает река Вишера. Будто пращур мой, охотник и литец, что тысячи лет назад жил в пещерах камня Писаного, провел эту черту охрой с жиром – древней краской цвета солнца, крови убитой на охоте жертвы и целебной ягоды рябины. Или я сам давно по своей жизни провел эту черту и все суетное оставил за ней, позади, а все истинное – впереди?

Я поднимаюсь выше и за камнем Писаным вхожу в Тихую Долину.

Это просторный лог, весь, как есть, убранный по весне золотыми купавками.

Я мог бы и не угадать тот день, когда Тихая Долина в цвету, а вот угадал! Я закрываю глаза, подольше не открываю их, а потом открываю и вижу, как синий уральский воздух дрожит и переливается вокруг и цветут, не опадая, золотые купавки.

Почему-то они любят собираться именно здесь, и по всей Вишере да и по всему Прикамью нет такой сходки цветов, как в Тихой Долине у камня Писаного, когда еще снег не сошел.

Тихо как! И какой талый, колючий с холодку здесь воздух!

Я вижу отсюда мою лодку. Коричневым клинышком вдается она в багровую Вишеру, отдыхает и ждет, когда я надумаю ехать Дальше. И сердце мое переполняется нежностью к этой лодке, которая сработана на совесть и по любой воде перевезет меня туда, куда я захочу. Вот посуху только не может и по воздуху, и мне кажется, что лодка немного совестится этого.

Ехать или погодить?

Тихая Долина убрана купавками, а черемуха только-только начинает цвести, и ее запах окутал скалы древнего камня.

Сегодня я разведу костер на галечной отмели, на жертвенном кострище и заночую у воды под частыми звездами.

А завтра будет видно.

Я собираю сушняк для костра, поглядываю на небо, на котором народился месяц, и думаю о том, что сверху, с немыслимых высот, наверное, видно, как по Вишере, сгорая дочерна, спешит белый огонь цветущих черемух. Бежит огонь к самому истоку, к трем каньонам, где на перевале между двумя вершинами из подземного озера берется Вишера. Ветвясь по верховьям, по натруженным жилам ручьев, бежит огонь, и тихо, без взрыва, догорает на скалистом гребне Пасирватмонингнел. А там уже без Вишеры, без провожатой, по распадкам, по лесным островам, по ручьям, по суходолам, перевалив Каменный Пояс, все цветет и, дымясь, опадает моя черемуха...

Алмазы

На притоке Вишеры – реке Большой Колчим – работает драга – железный комбайн с пятиэтажный дом величиной.

Если комбайн в поле отрясает хлебные зерна от половы и соломы, то драга отрясает от земли алмазные зерна – иное из них не больше хлебного зернышка...

Добыча алмазов – дело суровое. После нее остается местность, перемолотая железом, как после войны. Некогда река Большой Колчим кипела от хариусов. Сейчас по искореженной земле точится ржавый ручеек, в котором и лягушки не живут.

Железным островом возвышается драга посреди мутного, как из густой браги, озера. На почтительном отдалении от железного острова синеют леса, зовут пройтись по ним и надышаться земляничным жаром.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.