… Не речку перейти

– Это надо было Надежду Васильевну, жену мою первую спросить. Она все старинные песни знала...

Поднял голову и близко заглянул в лицо женщине. В глазах его стояли слезы.

– Зачем ты... – начал он спрашивать, но не смог: слезы помешали.

Отдышался и спросил отчетливо:

– Зачем ты, Михайловна, дала нам эти облигации? Зачем?

Платунина вспомнила, что облигации они у нее сами спросили, но не стала напоминать об этом Елисею. Видно, у него какое-то горе. Какое? Тут уж лучше помолчать.

– Я из-за твоих облигаций Лариску костылем побил! За дело, конечно, побил. А лучше бы не было никаких облигаций. Пошла она их проверять, вернулась довольнешенька: «Ни одна не выиграла!» А после кассирша в сберкассе мне говорит: «Поздравляю с крупным выигрышем!» «С каким?» «Ничего не знаете?» «Ничего». «Говорить имею право: это не тайна вклада». «Дак говорите!» «А ругаться не будешь?» «Чего ругаться-то?» «Твоя жена на этой неделе триста рублей выиграла. Видать, подарок тебе готовит на день рождения...» Я тут, конечно, сказал одно слово: «Кобра!» А больше ничего говорить не стал. Пришел домой и все из Лариски вытряс. Я говорю: «Ты ведь воровка! Тебя судить надо». А она: «Ты дурак». Прогнал я ее из дому... И вся любовь.

Елисей замолчал. Драга дрожала всем своим металлическим существом – огромная, железная, многоэтажная, проклепанная тысячами заклепок, посреди озера, усыпанного звездами, и дрожь ее передавалась Александре Михайловне. Она сказала:

– Простите вы жену...

– Нет!

– Не в деньгах дело... Оступилась – исправится... Все забудется...

– Нет.

– Что уж вы так, Елисей Иванович? Разве ничего поправить нельзя?

– Ничего.

– Почему?

– Она к хахалю ушла.

Он как-то сжался, стал меньше, и Александре Михайловне захотелось погладить его по голове, приласкать, сказать, что она любит его и будет любить всю жизнь. Она передернула плечами и проговорила:

– Зябко.

– И я уйду, – сказал Елисей. – С драги уйду. Нечего мне тут дурака валять. Охранником можно пенсионера в семьдесят лет поставить... А я все-таки фронтовик, артиллерист, в технике разбираюсь! Надо мной люди смеются.

И прибавил хмуро: