– Какой Игорь? – оживился Растворов, уже начавший томиться от наметившегося производственного романа, которых он не терпел ни в жизни, ни в искусстве.

– Очень симпатичный. И самостоятельный: у него мать – директор института питания. Придумал игру в «житии». Понарошку, конечно. Мы с ним весной, ушли в Ботанический сад. Знаете, за университетом? И там устроили шалаш на баобабе.

– Где? – изумился Андрей Ильич.

– Дерево такое. Очень-очень толстое. Там на ветках можно целый панельный дом поставить...

– Твой Игорь – типичная плесень. Накипь большого города, – перебил ее Растворов.

– Нет-нет! Он добрый. Да вы не подумайте, у нас ничего плохого с ним не было. У него был транзистор, мы целовались, слушали музыку. А мой брат приносил еду...

Ее сумбурные истории Андрей Ильич вспоминал уже потом, лежа на жесткой раскладушке, одолженной у соседей. Таня безмятежно спала на тахте, вызывая легкое раздражение свистящей бронхиальной хрипотцой. «Как будто ребенок играет за стенкой на губной гармонике», – подумал он. Таня нарассказала много всякой всячины.

«Конечно, она многое нафантазировала, – думалось Растворову, – например, этот баобаб... Да, но почему я так уж благоговейно отношусь к этой замарашке? Ведь она ничего не поймет и не оценит...»

5

Растворов даже не мог предположить, как хорошо и покойно будет ему с Таней. Она с наслаждением бегала к открытию гастронома, когда Андрей Ильич спал, чтобы достать его любимого швейцарского сыра, покупала на рынке кинзу: «Тебе нужны витамины», – готовила завтрак, варила кофе. Он подолгу нежился в постели, не торопясь, подымался, делал зарядку и садился за стол, из-за газеты, вполуха внимая ее торопливо-счастливой речи.

Правда, приглядевшись к Тане поближе, Растворов нашел, что в его собственных словах о бройлере кое-что было верно. Что же так поразило их потом с Круподером? Или то было минутное наваждение, колдовство, волшебное превращение замарашки в принцессу? Честно сказать, обычная девочка из толпы на пригородном перроне. Очень маленькая, излишне худая – полная противоположность его Верочке. А ее наивность? Вряд ли она могла сохранить ее, получив жизненные ожоги. Скорее всего это хитрая женская игра.

Дня через два, будя его быстрыми прохладными поцелуями – еще с мороза, с авоськой, оттянувшейся от покупок, – она радостно сказала:

– Представляешь, Андрюшенька, в нашем холодильнике ничего нет! Мне пришлось совершить кросс по всем магазинам...

«В нашем холодильнике!» – это пробудило Андрея Ильича быстрее поцелуев. Что же, выходит, все, что он так заботливо и долго собирал, уже не его, а наше?!» «Розенлев», и «Панасоник», и библиотека? А может быть, и старый голландец (которого Растворов вновь тщательно занавесил)? С того утра Андрей Ильич не раз с острой неприязнью вспоминал Танины слова.

А она – она с упоением хлопотала на кухне, убирала комнату, перестирала Растворову все рубашки и белье, нашила метки на простыни и наволочки, отдала в химчистку старые костюмы и старалась угадать каждое его желание, каприз, прихоть.

Несколько раз они ходили в кино, но в свой любимый ресторан в Доме техники, где у Андрея Ильича был даже знакомый метрдотель, он привести ее стеснялся. Слишком уж нищенски выглядела Танина лысая шубка.

После одного из таких кинопоходов их встретила Розалия Марковна – моложавая от новой прически, в обольстительном розовом халатике с разрезами по бокам.

– А к вам приходили. – как всегда сладко, пропела она.

– Ко мне? Кто? – спросил Растворов, понимая, что это, конечно, Верочка и что она не простит ему нового увлечения.

– Думаю, что не к вам, Андрей Ильич... А к вашей подруге...

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.