- Живой будет, - говорит Павел. Ему скучно в кино.

- Правда живой? - уже немножко кокетничая своей «детскостью», шепчет она и искоса поглядывает на Павла.

- Конечно, живой, Ханыс, - нехотя говорит Павел. Он зовет ее по - хакасски - Ханыс.

Лента трещала, рвалась, чертики скакали по потолку, и в задних рядах топали ногами и кричали: «Сапожники!».

Когда сеанс кончался, они гуляли по притихшему поселку, выходили к строящейся дороге и шли по шпалам. Шпалы были черные от креозота, с застывшими каплями, точно они вспотели от непосильного труда. На полотне сидела какая - то парочка. А дальше полотно обрывалось, и у рельсов курчавилась жесткая, щуплая трава.

Там, за шпалами, лежала большая земля, по которой ни разу не ходили поезда...

Павел молчал, а Ханыс громко и возбужденно говорила. Ей было семнадцать лет, и все в мире ей очень нравилось. Она родилась в том же улусе, что и Павел. Павел вернулся туда, отслужив три года в армии, и скоро ушел на стройку. Свой первый отпуск он провел на родине, а приехал обратно вместе с Ханыс. На стройке решили, что он собирается жениться.

- Смотри свадьбу не зажми. А то все потихоньку делаешь...

- Я не женился, - отрывисто ответил Павел. - Там девушке плохо, здесь - хорошо. Отец, матерь не имеет. Пусть работает.

Он договорился с бригадиром, ее взяли в подсобные. Дали койку в палатке, белье, полотенце. Через полгода она выучилась на бетонщицу, получила разряд. В Красном Кордоне постепенно привыкли к их вечерним прогулкам, к гортанным коротким разговорам, к тому, что они вместе. И только однажды подвыпивший водитель из 7 - й мехколонны Егоров подошел к Павлу и, понизив голос, сказал ему доверительно и лукаво:

- Малолетку завел себе, хитрец... Вот хитрец! А ведь тихий... Павел побелел, тяжелая его рука, как молот, поднялась над головой Егорова. Но затем он враз успокоился, сплюнул с отвращением и отошел.

На этом разговоры о Павле и Ане в поселке кончились...

Много работы у Павла. Ковш точно кланяется земле, зарывается в нее, поднимается ржавая пыль, и скеозь пыльное облако блестит внизу горная река. И Павел думает о той минуте, когда вблизи услышит ее чистый запах, ощутит ее вкус, горьковатый от хвои, от смолы деревьев, которые сплавляют каждый день плотогоны. Тело заломит от холода, он перевернется на спину, и поплывут над ним Саяны и небо, крепко схваченное горами с двух сторон.

Так все и бывало. А когда он выходил на берег, то видел геологов, спускающихся к воде. Никого из них он не знал по имени, но уже каждого отличал в лицо. А лучше всех из них он знал Катю. Она махала ему рукой...

- Эй ты, Павел!

И он отвечал ей и тоже приветливо размахивал рукой. Она была в желтом купальнике, и он отводил глаза, не мог смотреть на нее в упор.

- Когда научишь плавать, Павел?! - Скоро научу! Завтра научу!

- Торопись, Павел! - Она осторожно входила в воду и барахталась на мелководье.

Павел одевался и шел к экскаватору. Заведя мотор, он смотрел на берег. Уже трудно было различить Катю. Размером она становилась с камешек, продолговатый желтый камень - голыш, гладко, до блеска обкатанный горной рекой...

Вечером на Красном Кордоне танцы.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.