Темна я скучна Выборгская сторона - тот кусочек Питера, что лежит углом вдоль большой Невки, уходя туда, к шведским могилам.
Учительные эти могилы. Петр там пировал и «парадизу», городу утешному, клал начало.
Но «парадиз» остался в прошлом, и шведов уже не в учителя, а в штрейкбрехеры выписывали фабриканты, когда вспыхивали забастовки.
И учительные могилы для выборгских рабочих не те, в которых лежат ни в чем неповинные шведские солдаты.
Учительные могилы ныне, после 1905 года, рассыпаны то всем «кладбищам Питера без указания точного адреса.
Но адреса - это формальность. У себя в сердце носят рабочие память об этих могилах. И память светит так, что рассеивается выборгский мрак.
... Фонари как редкие звезды не светят, а тлеют. Не панели, л мостки.
Не переулки, а щели.
И не набережная как в центре, просто бережок, с которого можно и купаться и тонуть беспрепятственно.
Ведь для порядочного петербуржца город кончается возле мостов: Литейного, Николаевского, Троицкого. Там, в центре, светло, шумно, бежит нарядная толпа, веселятся фонари, вспыхивают в ярких витринах елисеевские фрукты и мягко катятся экипажи по торцам: везут людей на острова.
А здесь единственные распространенные «фрукты» - это соленые огурцы.
И мускульные ресоры - единственный способ передвижения.
И на Батениной, там, где после революции выстроят для себя рабочие веселоглазые дома, с балконами, широкими лестницами и светлыми комнатами, - там сейчас Пскапская горка, где вечером опасно пройти, откуда в воскресенье обязательно везут в больницу два - три трупа, где с чайником по праздникам располагаются рабочие семьи рядом со свалкой, на траве, где больше консервных банок и окурков чем травинок.
Даже главная магистраль Выборгской, ее Бродвей - Самсоньевский проспект, на котором крупнейшие заводы: «Лесснер», «Эриксон», «Гейслер», «Барановский» и др., - даже он узок и темен.
Тесны и перенаселены дома там, где они не вытесняются пустырями и огородами, - на всем протяжении проспекта, от старого «Лесснера» до нового и дальше, от Самсония до Новосильцевской церкви.
Кстати, о Новосильцевской церкви. Говорят. что она выстроена на том самом месте, где один мелкопоместный дворянин дрался на дуэли за обесчещенную сестру с дворянином, у которого плюс к дворянству были деньги; и великосветская мамаша последнего воздвигла эту церковь в память их бессмысленного взаимного убийства.
В Новосильцевскую ходят говеть, и за эти дни «Лесснер» не высчитывает, хотя, правда, и платить не платит. А не говеть нельзя, и удостоверение принести необходимо, иначе не станут. тебя держать на заводе.
Новосильцевскую церковь помнит и знает лесснеровский рабочий Кузнецов, тогда еще молодой большевик-правдист, из которого 102-дневная забастовка выкует будущего революционного бойца.
Кузнецов был на нелегальном положении. Он скрывал свое имя и местожительство.
Но и у нелегальных родятся дети, и для того, чтобы они были оформлены, необходимо их крестить.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.