– О, да-а! Когда я училась в Москве, то снималась с Эрастом Гариным.
– В массовке-то – из-за будки выглядывала, – засмеялся Олег, – видели мы там народную артистку Нину Сергеевну.
– Именно из-за. будки – ты прав. Но кто выглядывал-то? Может быть, ты? Или она? – Нина Сергеевна посмотрела в упор на Фешу.
– Да ладно уж, убедила, – усмехнулся Олег и сразу же погрустнел. Синий круг возле губ у него стал еще жестче, отчетливей.
– То-то же! В кино ходить надо, а то слушаем тут старух...
– Мы не старухи, – засмеялась Клавдия Ивановна. – Мы – ветераны труда.
– Мы с Клавой еще за себя постоим! – подговорилась Феша и стала что-то подбирать на столе.
– Да хватит тебе, Феша, паясничать! Прямо лезешь, управы нет! – не сказала, а почти выкрикнула Нина Сергеевна. Она еще хотела что-то добавить, но Олег поднялся со стула.
– Мне пора. Я по домам.
– Да как же уходить-то с таким настроением! – взмолилась Клавдия Ивановна. – Эта вот ревет уже. – Она показала глазами на Фешу. – А ее слезы сильно дорого стоят. Она давно на таблетках да на уколах. У ней уже был инфаркт...
– Знаем, знаем. Тогда работать не надо. А то и пенсия и зарплата! А все деньги – на книжку. Это ж народный капитализм, дорогие...
– Нет, Нина Сергеевна, я сберкнижек не знаю. За мной одна комнатенка и больше нет ничего, – сказала Феша тихим, подавленным голосом и опять сняла с головы платок, стала распрямлять его на коленях.
– Ну и живи в ней, я же не выгоняю. Хоть и право есть. Я же молодой специалист, ха-ха...
– Какие вы быстрые, нонешни. Вам сразу вынь да положь. – Феша стала крутить головой, точно искала поддержки. Но Олег промолчал, а Клавдия Ивановна разглядывала внимательно портрет Баха и была отсюда далеко-далеко. Именинница тоже была не здесь. Она немного подкашливала, а в левой руке держала зажженную сигарету, – она дымилась и догорела почти до ногтей, но рука не чувствовала огня. Нина Сергеевна подняла глаза:
– И чего все держатся за работу?..
– Верно, Нинка. А по мне бы лишь бы семья была, – сказала задумчиво именинница. – Для меня женщина – это семья, а мужчина – это работа. Вот наступит мой день – и нарожу своему черненьких, рыженьких...
– А-а, Елена... Тебе бы все семья да пеленочки, а я жить хочу, моя дорогая! И чтоб широко, по-русски, чтоб лучше всех! – У нее обиженно задрожал подбородок, а глаза покрылись густой темной пленочкой, и эта пленка то пропадала, гасла, то вспыхивала, то переливалась ярко, как ртуть. А Феша медленно покачивала головой:
– Детки – это хорошо, я поддерживаю. Я вон внучку часто беру к себе. А она у меня сильно ласкова. Прямо кошечка, ясное море...
– Сама ты кошечка! – захохотала Нина Сергеевна. – И коготки еще сохраняешь. А что! Прямо проходу нет от ветеранов труда. В магазине им – в первую очередь, и квартиры им – в первую очередь...
– И на кладбище им – в первую очередь, – сказала Клавдия Ивановна и устало зевнула.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Беседа с Виктором Потаниным
6 августа 1945 года США провели атомную бомбардировку японского города Хиросима