А физкультура на производстве - зарядовая гимнастика, коррелирующие движения которой способствуют повышению работоспособности, поднимают жизненный тонус, - разве не может быть использована при создании нового танца?
Вместе с тем мы можем подумать и о так называемом производственном танце (название условное конечно).
Попытки создания таких танцев делались неоднократно, но не увенчались успехом, потому что ни один из танцующих не хотел брать в руки молот или другие орудия производства, которые только обременяли движения и меньше всего способствовали эмоциональному подъему.
Если заставить людей танцевать, а к ногам их прикрепить полотерные щетки, то несмотря на продуктивность такого танца, вряд ли найдется много охотников сочетать столь приятное занятие, с борьбой за санминимум в помещении клуба, А такие тенденции были. «Теоретики» полит - агитнагрузки на развлечение даже книги выпускали на подобные темы («Агитпляски», изд. «Физкультура и туризм», 1932 г.).
Производственный танец должен найти место в нашей практике. Это предложение не ново. Мы знаем о существовании так называемых «производственных танцев» еще в эпоху ремесленных цехов. В Германии например в Нюрнберге, на площади во время праздников и карнавалов исполнялись танцы ножовщиков, мясников, бондарей, оружейников с эмблемами их производства.
Понятно, что создание нового производственного танца не должно идти по линии копирования плясок ремесленников XVII столетия. У нас - невиданные в истории человечества новые, социалистические формы труда, и от них нужно отталкиваться в поисках новых производственных танцев.
Особое вместо мы должны уделить любимой всеми национальной пляске. Национальная пляска внедрилась в быт, и она пользуется огромным успехом. Нет, кажется, ни одного вечера в клубе или в доме, где бы не исполнялась русская, кавказская, украинская, цыганская пляска. Вое эти разновидности привлекают массу исполнителей, зрителей, и национальная пляска по праву может считаться подлинно бытовой формой художественной самодеятельности.
Но, к сожалению, в области национальной пляски, особенно той, которая имеет массовое распространение - «цыганенка», «лезгинка», «краковяк» и другие, - меньше всего элементов подлинно национального народного творчества. Услужливыми представителями культуры господствующих классов она была в свое время приспособлена к условиям бала, ресторана и в таком виде сохранилась до наших дней.
Создавая советскую национальную пляску, мы должны, во - первых, отбросить все то, что внесено в нее чуждого («молитва Шамиля» в лезгинке например) и стремиться отразить в движении те огромные сдвиги, которые произошли после Октября. Сейчас проблема создания нового национального танца и музыки к нему уже находит отдельные удачные разрешения. Создается танец, отражающий труд а дехканина на хлопковом поле, аджарца - на чайной плантации и т. п. Целиком ясно, что использование старого национального хореографического искусства, в том числе и бытовых танцев, отнюдь Нами не снимается с репертуара наших танцев, как не снимаются старая народная песня и музыка.
Создание новых танцев и успешное внедрение их в быт всецело будут зависеть от того, насколько они отвечают запросам исполнителей. Бытовой танец - это не театральная постановка, не эстрада, где нам приходится иметь дело с организованным коллективом, имеющим опыт, тренировку. Речь идет о создании современного советского танца и музыки к нему, рассчитанных на широкие массы, отвечающих все возрастающему культурному уровню масс и эмоционально насыщенных.
Пока новый танец будет существовать только в реестрах официальной клубной работы, но не войдет в быт, пользы от него никому не будет.
Совершенно особо стоит вопрос о современных западных танцах (танго, фокстрот, чарльстон и др.).
Не надо скрывать, что в молодежном быту и даже в быту высококвалифицированной рабочей молодежи (в Ленинграде например) эти танцы в известной мере еще находят место.
Как должен стоять вопрос по отношению к этим танцам?
Фокстрот - танец не отделим от фокстрота в музыке. Фокстрот же в музыке впитал в себя наиболее выразительно черты буржуазного искусства послевоенной эпохи.
Это искусство характерно своей крайней взвинченностью, надрывностью и полным своим художественным оскудением. В надрывной, оргической, полупьяной музыке джаза ищет буржуа отдохновения и душевного пристанища от безысходности кризиса. Джаз, фокстрот - наркотики буржуазного быта, и в таком виде, в каком они существуют на Западе, они не пригодны для нас. Означает ли это, что мы должны огульно пройти мимо тех приемлемых в художественном и музыкально - эмоциональном отношении элементов, какие есть например в джазе? Разумеется нет. И примером такого использования может служить работа известного музыкального ансамбля Л. Утесова, успешно пытающегося поставить джаз, критически освоив и реконструирован его, на службу советской эстрады.
То же, по нашему мнению, надо сделать с некоторыми современными западными танцами («Румба», «Блюз», «Бостон» и т. п.). Не будет большим преувеличением, если мы скажем, что основное отличие их от бальных танцев, допускаемых в клубах, - в том, что танцующие пары могут комбинировать какие угодно фигуры, проявляя свою изобретательность, а не повторяя заученные трафаретные движения.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
«МОЙ ДРУГ» Н. Погодина в Театре революции
Каковы итоги пятилетки в четыре гола области промышленности?