Неизбежный развод-разрыв с Гумилевым состоялся. Конечно, свою роль сыграло и то, что Первая мировая война перевернула всю жизнь не только в России, но и в мире. Гумилев с первых же дней ушел на фронт, по-иному просто не мог поступить. И сражался он так же бесстрашно и бескомпромиссно, как жил и писал.
Герой войны, известный поэт – женщины были от него без ума. Равнодушной оставалась только та, которую он, несмотря ни на что, продолжал любить, с которой расстался при внешнем взаимном холоде, и которая, как ни парадоксально, всю свою жизнь оставалась верна его памяти, сравнивая с Гумилевым всех остальных мужчин и не находя никого, кто мог бы с ним сравниться.
«Все уходит – мне снишься ты.
…Тень твоя над бессмертным брегом,
Голос твой из недр темноты.
И по имени! Как неустанно
Вслух зовешь меня снова … «Анна!»
Говоришь мне, как прежде, – «Ты».
Это – одно из последних ее стихотворений, написанное чуть ли не полвека спустя после трагической гибели Гумилева. Герой войны был расстрелян по ложному доносу, без суда и следствия.
Илья Эренбург, вообще-то, скуповатый на лирические эмоции, писал об Ахматовой так:
«Есть в близости людей заветная черта», и напрасно пыталась перейти ее Ахматова. Любовь ее стала дерзанием, мученическим оброком. Молодые барышни, милые провинциальные поэтессы, усердно подражавшие Ахматовой, не поняли, что значат эти складки у горько сжатого рта. Они пытались примерить черную шаль, спадающую с чуть сгорбленных плеч, не зная, что примеряют крест.
Для них роковая черта осталась далекой, приятной линией горизонта, декоративными звездами, о которых мечтают только астрономы и авиаторы. А Ахматова честно и свято повторила жест Икара и младенца, пытающегося поймать птичку, Прометея и сумасшедшего, пробивающего головой стену своей камеры».
Есть масса способов завоевывать женские сердца, и рифмоплетство – один из них. Но женщина, посвящающая стихи возлюбленному, вызывает не восторг, а нечто вроде оторопи, если не ужаса. Завоевать стихами мужчину практически невозможно, какими бы гениальными эти стихи ни были. Второй муж Ахматовой спокойно растапливал самовар… рукописями ее стихов.
Нет смысла перечислять мужей Анны Ахматовой – официальных и неофициальных – поименно. Хотя бы потому, что в ее поэтической жизни присутствие конкретного человека не значило практически ничего. Тот же второй супруг мог невозмутимо заметить: «У меня в доме для всех бродячих собак находилось место, вот и для Анечки нашлось». Наличие же любви, любви-страдания, любви-проклятия, любви-искупления, значило для нее абсолютно все. И – было невыносимым.
«Муза! Ты видишь, как счастливы все:
Девушки, женщины, вдовы…
Лучше погибнуть на колесе,
Только не эти оковы!»
Всегда – буря, всегда – страсть при внешней почти монашеской отрешенности. Женщина-стихия, женщина-ипостась многоцветности и текучести бурной жизни. Кому-либо одному она не могла принадлежать, хотя магией слова и взгляда очаровывала всех до глубоких лет.
На фотографиях Анны Ахматовой глаза ее просто необыкновенны: пророчица, сирена, победительница. Любящая и любимая. И все-таки «звезду убывающей любви» она над собой чувствовала даже тогда, когда «пытка счастьем» еще длилась.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Что общего между Александром Пушкиным и Михаилом Лермонтовым?
Откуда взялись Карлсон-гей и Каренина-андроид?
Самый загадочный певец русского рока – о любви, живой виолончели и праздниках