— Никакой он не мой, — вздохнула она скорее автоматически. — Пишет. Плохие, кажется. А вы почему спросили?
— «За что же мне такая мука?
И долго ли ее терпеть?» —
продекламировал я. У меня удивительная память на всякую чушь. — Это не его?
— Его, — удивилась Дина. — А откуда вы это взяли? Он их никому не показывал, стеснялся. Только самым близким людям.
Ну что ж, подумал я, значит, Кригер был Латынину самым близким человеком. Мы подошли к машине.
— Дина, последний вопрос. Если бы Саше понадобилось от всех спрятаться, к кому бы он обратился за помощью?
Она ответила сразу:
— Я уж сама над этим думала. Из наших школьных — ни к кому. У нас стоящих парней почти что и нет, да и к тому же у них у всех полон дом родичей. Разве только... Есть у него один дружок детства, как же я про него забыла! Сын каких-то друзей его родителей, что ли. Витя Жильцов. Но он живет где-то у черта на куличках, мы к нему ни разу не ездили, только он к Латынину приезжал. Он тоже в школе учится, но в какой, не знаю. Только вряд ли он к нему поехал, там ведь тоже предки имеются, тут же позвонили бы латынинским. А больше не к кому.
Я занес в блокнот Витю, Динин телефон, дал ей свои координаты.
— Если что узнаешь — звони, — сказал я ей на прощание дежурную фразу нынешнего дня.
Потом я минут пять сидел в машине, откинув назад кресло, и прислушивался к собственным ощущениям. Есть у меня сейчас силы идти к Латыниным или нет? Я посмотрел в блокноте адрес. И вдруг понял, что сижу прямо перед их подъездом. Оказывается, Кригер с Латыниным жили в одном доме! Это почему-то решило дело.
— На каком этаже сто шестнадцатая? — спросил я у старушек, поднимаясь по ступенькам.
— На пятнадцатом, — ответили мне сразу и чуть не хором две или три из них.
После переговоров через дверь, разглядывания меня в глазок, к которому я подносил свое удостоверение, мне открыла высокая, статная женщина лет сорока в бигуди. Я извинился за свой неожиданный визит, и меня впустили в прихожую, где предложили снять ботинки и надеть тапочки. Потом проводили в гостиную, усадили в кресло и попросили подождать.
Я огляделся. Уже в прихожей у меня зародилась некая мысль, которая в гостиной окончательно созрела и сформировалась. К тому времени, когда Елена Сергеевна, сняв бигуди, снова вышла ко мне, я имел четкую версию по крайней мере в отношении одной части событий.
На следующий день были похороны Кригера.
Накануне вечером мне к Феликсу позвонила Марина Костина. Сто лет назад она была у нас старостой класса, но до сих пор, когда надо что-то организовать, собрать нас на вечер встречи или вот на похороны, инициатива всегда у нее в руках. Марина сообщила, что все взял на себя роно, будет два автобуса, в двенадцать часов у морга Второго медицинского.
— Слушай, — сказала она, — говорят, ты был чуть ли не свидетелем. Как это могло случиться?
— Вот именно, что «чуть», — ответил я. — Машина, которую я переставлял с места на место, женщина с сумками, юные энтомологи, проскочившие у меня под рукой... Я знаю не больше, чем ты.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Детский дом — теплый дом
Что можно ответить на такой «наивный» вопрос? Да еще, если слышишь его от врача. Разве что растопырить свою пятерню, взглянуть на нее и сказать: «Ну, конечно, знаю...»
Рассказ