...Бой над литовским городом Таураге складывался так же, как многие другие, и так же, как другие, должен был кончиться. «Яки» разогнали бомбардировщиков, не дав им сбросить бомбы над целью, и вели бой с истребителями прикрытия, которых было больше, но ненамного. Бой шел на равных. Генерал занял позицию, которая давала ему возможность видеть всю картину боя, но одновременно могла быть использована для внезапной атаки. Заморин держался рядом.

Когда бой уже начался, генерал заметил, что не он один выбрал себе позицию, которую можно было использовать с преимуществом для себя. Чуть выше и в стороне держалась четверка «мессершмиттов». Генерал начал маневрировать, стараясь набрать высоту. «Мессеры» ответили маневром, по-прежнему сохраняя позиционное преимущество. Генерал понял, что его видят.

Медлить было нельзя. Только рискнув, можно было выскочить из ситуации, которая в любой момент могла стать критической. В том, что «мессеры» решили атаковать его и Заморина, генерал уже не сомневался и, коротко предупредив ведомого, внезапно рванулся вверх.

В следующее мгновение очередь резанула в брюхо головному четверки. Оставшиеся три «мессершмитта» бросились на открывшийся «Як», который подставил им свой ярко-красный бок с белым конем. В сумерках конь выглядел великолепной мишенью, но безукоризненно внимательный Заморин тут же огнем отогнал двоих, а третьему, использовав преимущества своего «Яка» в маневре, генерал зашел в хвост. Стремясь уйти от преследования, гитлеровец резко перешел в пикирование, и генерал, чтобы не отрываться, тут же повторил его маневр.

На бешеной скорости обе машины неслись к земле. Генерал поливал фашиста свинцом, проклиная его живучесть: земля приближалась с катастрофической быстротой, а проклятый «мессер» и не думал гореть. От земли навстречу самолету молчаливо тянулись потухшие заводские трубы, отчетливо вырисовывались контуры каких-то строений.

Генерал знал, что подобное преследование опасно. «Мессершмитт» наверняка попытается вывернуться из-под удара над самой землей. Увлекшись погоней, нетрудно пропустить то последнее мгновение, когда машина еще готова тебя слушаться... Генерал стал «придерживать» «Як», который по-прежнему неудержимо влекло к земле. В последний момент он бросил ополоумевшего от отчаяния «мессера» и взмыл, едва не задев плоскостью верхушку заводской трубы. В следующую секунду раздался сильный взрыв: «мессершмитт» на огромной скорости врезался в землю, так и не сделав попытки выйти из пике. Скорее всего, летчик был убит одной из первых очередей, и генерал чуть не вогнал свой «Як» в землю, преследуя мертвеца. Но прежде, чем это очевидное объяснение пришло ему в голову, генерал оторопел от изумления, увидев, как следом за ним, совсем уже в невероятной близости от земли, вышел из пике другой «Як» и, набрав высоту, как ни в чем не бывало занял свое привычное место ведомого.

Пока двое разделывались с четверкой, остальные «Яки» постепенно овладели инициативой. Но на этом бою, который уже превратился в ночной, не суждено было кончиться. Очевидно, гитлеровцы запросили помощи, потому что вскоре в сгустившихся сумерках на «Яков» навалилось еще десятка три «мессершмиттов», и положение сразу стало тяжелым...

Начальник штаба дивизии поднял по тревоге восемнадцатый гвардейский полк. Обстановку охарактеризовал предельно кратко: командир дивизии ведет тяжелый бой, и надо выручать. Отобрали тех, кто летал ночью и имел опыт ночных посадок.

Положение над Таураге становилось критическим, когда генерал услышал в наушниках знакомые позывные: «Орел... Орел... продержитесь еще немного... иду на выручку... Орел... Орел... продержитесь...» Гвардии капитан Сибирин, один из лучших асов восемнадцатого полка, спешил со своими двадцатью «Яками».

Подоспевшие «Яки» смяли, раскрошили, рассеяли гитлеровцев. Уцелевшие «мессершмитты» поспешили выйти из боя. Генерал благополучно привел свою группу домой. На посадку шли в полной темноте с пустыми баками. Здесь, на земле, командира дивизии ждало неприятное известие, трагичность которого может понять каждый, кому приходилось переживать тяжелые потери после сильного боя. Двадцать истребителей из тех, что пошли на выручку, не вернулись на аэродром...

Стали выяснять у летчиков, кто из их товарищей до этого боя летал, ночью. Оказалось, большинство не летали, но скрыли этот факт от командиров. Оставалось ждать и надеяться. Но чем дольше ждали, тем меньше оставалось надежд. По времени уже все должны были возвратиться, но кругом стояла тишина.

...Звонки начали раздаваться глубокой ночью. Звонили из соседней воздушной армии: на один из ее аэродромов села шестерка «Яков» 303-й дивизии. Потом из прифронтовой наземной части сообщили, что в расположении части, в поле, приземлились четыре истребителя... Еще одна шестерка села на другой соседний аэродром... Вскоре пришли сообщения и об остальных: небольшими группами, кто где мог, кто как мог, в полной темноте все двадцать отсутствующих приземлились в расположении своих войск. Дивизия не потеряла ни одного самолета.

— Когда вам присвоили звание Героя Советского Союза?

— В конце войны. В сорок пятом году. Представление на звание послали после одной бомбежки...

На большом участке фронта, подошедшего к границам Восточной Пруссии, шли бои местного значения. Противник был хорошо подготовлен для ведения оборонительных боев, поэтому предстоящему наступлению советских войск тоже предшествовала основательная подготовка. По плану наступления был предусмотрен мощный бомбовый удар с тем, чтобы в пробитую авиацией брешь ввести танковые части.

Две дивизии бомбардировщиков в сопровождении 303-й истребительной дивизии генерала Захарова приближались к линии фронта.

Генерал Захаров, за которым следовали еще три истребителя, шел выше всей воздушной армады и время от времени давал своим полкам короткие указания.

Один из сопровождавших генерала «Яков» в отличие от остальных имел трехцветный нос. Генерал часто брал к себе ведомым французского летчика Риссо, когда в деле участвовал полк «Нормандия-Неман». Риссо прибыл в дивизию в составе первой группы эскадрильи «Нормандия», имел уже большой опыт и неплохо говорил по-русски. Все распоряжения французским летчикам Захаров передавал Риссо, после чего в эфире раздавалось: «Внимание, раяки!» — и Риссо переводил приказ генерала на французский.

Армада приближалась к немецким позициям. На подходе к цели командир бомбардировщиков запросил у наземной' станции подтверждение. Станция молчала. Не ответила земля и на второй запрос. «Орел! Орел! — услышал Захаров встревоженный голос. — Гранит цель не подтверждает. Что будем делать?»

— Гранит! — прогремело из-за облаков. — Я — Орел! Я — Орел! Подтвердите цель!

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.