Стендаль был влюблен в Милан. О нем он мечтал во время похода Наполеона в Москву, здесь отдыхал после разгрома французских войск. Он был редким иностранцем, которому Милан открылся изнутри. Ибо внешне Милан мало чем может похвалиться по сравнению с Римом и другими городами Италии. Как отмечал в одном письме из миланской тюрьмы Антонио Грамши, основатель Итальянской компартии, блестящий знаток культуры и традиций Италии: «Милан мало говорит среднему иностранцу». Очарование города скрыто в особом внутреннем укладе жизни миланцев...

В тумане

«Нелегко понять, почему они обосновались здесь, на плоском и сыром месте, когда неподалеку, у рек Тичино, По и Адды, были места куда более привлекательные для обитания и нужд обороны».

Альфредо БО3ИЗИО «История Милана».

Окна запотели. Даже прижавшись носом к стеклу, нельзя разглядеть, что делается на улице. Из-за разницы во времени я проснулся рано, спеша увидеть незнакомый город. На балконе гостиницы, куда я вышел, пронизывает зябкая дрожь. На голых ветвях висят крупные капли, булыжник мостовой поблескивает в сером тумане, который сел на дома плотной пеленой. Единственно яркое пятно — киоск с журналами рядом с гостиницей. С обложек на пустынную улицу бесстрашно глядят не по сезону раздетые красавицы. Они напоминают, что где-то существует море и солнце. Приходится вернуться в номер и надеть свитер, который я так не хотел брать в Италию.

Туман! Беспросветный. Это о нем по дороге из залитого даже в январские дни солнцем Рима вздыхал наш сосед по купе — напомаженный коммивояжер мучной фирмы Милана.

— Нэббия (туман)! — с чувством говорил он. — Сыро и неуютно. Но это — тем, кто у нас впервые. А для нас, миланцев, это значит — мы дома! Милан, как и Лондон, немыслим без тумана.

Да, что-то от Лондона есть. Несколько старомодный, как бы одетый во фрак, Милан производит впечатление города серьезного, чуждого легкомыслия и очень делового. Чинный среднеевропейский город. Фонтанов, скульптур, арок — скупой паек. Даже не верится, что город возник до нашей эры. Но вот появляется иззубренная крепость Кастелло Сфорцеско и переносит тебя в пятнадцатый век. Башни и стены Кастелло заставляют вспомнить Кремль. И недаром. Аристотель Фьераванти успел поработать в Милане и в Московском Кремле, где возвел, в частности, Успенский собор, а также перекинуть в Будапеште мосты через Дунай.

Но, пожалуй, наибольшее впечатление производит Дуомо — Миланский собор. Он превосходит Кастелло и величием и древностью.

А вот и новый центр города. В тумане теряются вершины серебристых небоскребов. В бесчисленных вариантах их легкие, кристаллические контуры повторены на тысячах рекламных открыток Милана. Это штаб современного Милана, его крупного бизнеса. Буквально на каждом шагу в городе попадаются рекламы и вывески акционерных обществ, фирм, банков.

Центральный небоскреб занял концерн Пирелли. Пирелли — это шины, перчатки хирурга, химия в ее фантастическом многообразии. Почти 70 тысяч человек занято на заводах Пирелли. Но в отличие от Турина, где, бесспорно, главенствует монополия ФИАТ, в Милане бок о бок уживаются все киты итальянского капитала: «Монтэдисон», «Марелли», «Сниа-Вискоза», «Эни» — металлургические, машиностроительные, текстильные, нефте-метановые и другие фирмы. Уютно разместились здесь и предприниматели из соседней Швейцарии, располагающие капиталами, размеры которых заставляют беспокойно ворочаться во сне самых небезбедных миланцев. Монополии — вот современная синьория Милана.

Для всей Ломбардии, крупнейшей промышленной области Италии, Милан — бесспорная столица. Город, насчитывающий свыше 1700 тысяч жителей, постоянно бросает вызов Риму.

— Кто вам сказал, что столица Италии — Рим? — возмущался наш добровольный чичероне по городу Дарио Мартини. — Это чистое недоразумение. Милан, синьоры, это дело, это большая индустрия. А что такое Рим? Чиновники, много-много, очень много чиновников. Если бы не все эти министерства, институты, центры, тресты, которые так много изводят бумаги, то что бы осталось от Рима! Нулла (ничего)!

Кто делает все, что вы видите! Поверьте мне, Милан. У нас есть пословица: «A Milan lauren fuch» — «В Милане работает всяк». И это святая правда.

Но главное богатство Милана — это его общество, это его люди. У нас утонченный народ, очень знатные и уважаемые люди. Вы знаете, ведь у нас все свое — своя аристократия, даже свой язык. Правда, — с грустью заметил наш чичероне, — сейчас в Милане много пришлого народа. Приезжают в поисках работы. Хотят жить лучше, чем у себя в Венето или Апулии. Но склад жизни Милана остается прежним.

Конечно, в Венеции, если вы поселитесь в доме, к вам в первый же день нагрянут все жильцы: знакомиться. Они расспросят вас обо всем. На следующий день они будут знать, что у вашей жены больная печень, а жена вашего сына не может иметь ребенка. У нас вы можете прожить десять лет и не знать, кто живет в квартире напротив. Но в этом есть свой смысл: личная жизнь должна быть известна только близкому кругу лиц.

Близкий круг лиц

«Надоело каждый день черпать белую пыль дорог своими ботинками. Надоело думать, вырастет или нет хлеб. Я приехал в большой город. Приехать сюда — все равно что за один день прыгнуть на сто лет вперед. Я попал в мир, который знает все, а я не знаю ничего. Я хочу вернуться к тебе, милая, но у меня не осталось денег. Чао, милая, прощай». (Из песни Луиджи Тенко на фестивале в Сан-Ремо в январе 1967 года. После того как она была отвергнута жюри, Тенко застрелился.)

«Нельзя стреляться из-за песни. Но можно застрелиться из-за того, что за ней стоит. История крестьянского паренька из песни Тенко — это история многих и многих».

Миланская газета «Джорно».

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.