Ребята повеселели. Заняв весь тротуар, мы двинулись в путь. Джакомо шел рядом.
— Расскажите о себе, — попросил я молодого католика. — Вы откуда?
— Из Г...олы.
— Знаменитый сыр?
— Да, это у нас.
— Почему вы решили уехать в Милан? Вам плохо жилось?
— У отца десять гектаров земли. Жить можно. Но скучно. После работы некуда податься. Поэтому я и записался в ораторию. Это вроде клуба. Там с нами занимался священник, мы обсуждали разные проблемы, пели. Мне это нравилось. А потом надоело. Нам хотелось самостоятельности, но нас от всего удерживали. Сын мэра — он и был руководителем католического кружка — предложил построить стадион. Но в последний момент вмешался священник и сказал, что богу не угодно, чтобы мы бегали по полю в непотребной одежде, гоняя мяч. Представляете, как он разозлился, когда один из нас предложил устроить вечер танцев. В оратории стоял бильярд, но после десяти нас, как маленьких, отправляли домой.
— А как вы подружились с ребятами?
— Мне, конечно, говорили, что коммунисты — опасный народ. Я видел этих ребят, но ничего опасного в них не заметил. Держатся дружно, веселые. Правда, я старался быть к ним не особенно близко. Но однажды вышла ссора с мастером, и они заступились.
— Мастер ударил Джакомо за бракованную деталь, — вступил в разговор один из комсомольцев завода. — Мы тут же бросили работу и окружили мастера. Мы потребовали, чтобы он извинился перед Джакомо и не смел больше прикасаться к нему.
— Да, это было именно так, — сказал Джакомо. — Вот почему мы теперь ходим вместе.
Помните у Лукино Висконти, в фильме «Рокко и его братья»? Старший Рокко, попав из деревни в Милан, сломался духовно, перестал противиться злу, пожертвовал насилию самое дорогое, что у него было, — любовь близкого человека. Его средний брат стал преступником. Пересадка двух братьев в городскую цивилизацию, «прыжок на сто лет вперед», как пел Тенко, окончился крахом. Но младший брат, поступив на завод, поварившись в пролетарском котле, делится с Рокко простыми, правильными мыслями: надо в этой жизни уметь постоять за себя, за друзей. Надо отстаивать достоинство человека, рабочего. Висконти торопится оборвать мораль. Он просто показывает лица рабочих после смены. Сколько в них нравственной чистоты, силы, прирожденного благородства. У Вальтера и его друзей такие же чистые, ясные лица.
Вместе с ними мы заново «читаем» Милан. Мы снова проходим его центр, крытую «Галлерию» с ее модными барами, изысканными магазинами. Здесь обычно встречаются благопристойные буржуа. Именно здесь Вальтер и его друзья провели антивоенную демонстрацию. А на этом здании написали антивоенный лозунг. Его следы полиции не удалось уничтожить. Напротив седого Миланского собора, на площади, они зажгли американскую ракету. Не настоящую, разумеется, а символическую, из картона. Они сделали это в знак протеста против агрессии США. Свернув с оживленных улиц, пройдя через какие-то канавы (в Милане тоже есть метро, и его строят открытым способом1), мы выходим наконец к пустынной площади Лорето. На этой площади закончилась целая горькая эпоха в жизни итальянцев: антифашисты повесили здесь за ноги труп Муссолини. Он пытался удрать из Италии, но был пойман партизанами, расстрелян и привезен в Милан, на эту площадь. Сейчас здесь никого не было, только холодный ветер трепал порванную бумагу на рекламных щитах.
__________
1 Сейчас в городе действует «Красная линия» длиной в 11 километров. Линия коротковата, да и билеты недешевы — 100 лир (копеек 15). Однако строится новая, «Зеленая линия», и число сторонников метро увеличивается.
— Зайдем к нам, в кантину. Это недалеко, — предложил Вальтер. У итальянцев и испанцев слово «кантина» имеет широкое значение. Это подвальчик, где может помещаться склад или винный погребок. Это может быть полуподвальное помещение, где люди собираются, укрываясь от жары. В Милане в это время года бояться жары смешно. В кантине, куда нас привел Вальтер, было сухо и тепло. Она расположена под жилым домом.
Что-то вроде наших красных уголков: здесь собирается кружок Вальтера на беседы с жителями дома, на политические и культурные дискуссии. Пока мы рассматривали нехитрую обстановку — скамьи, несколько фотографий, газеты, стол с пятнами краски, — кантина стала заполняться народом. Жильцы представлялись, немного рассказывали о себе и скромно отходили в сторону. Сухонький старичок оказался «коммунистом с Ливорно», то есть со времени создания компартии в Ливорно в 1921 году. Пришла домохозяйка с двумя девочками-близняшками. Одну звали Анна-Мария, а другую Надя. Почему Надя? Хотелось назвать дочку русским именем. А так звали любимую девушку одного русского, с которым муж партизанил в Лигурии, под Генуей. Очень серьезного вида студент подошел к нам и, нервно протирая очки, спросил: «а) Каковы материальные условия существования студентов в России? и б) Разрешается ли в СССР отправление религиозных культов!». Затем пришла вдова одного из героев итальянского Сопротивления. Имя ее мужа носит кружок Вальтера. К этому времени мы уже сидели в импровизированном «президиуме» и проводили одну из ставших для нас привычными пресс-конференций.
Прощаясь, жильцы хвалили Вальтера и его кружок, коммунистов, «которые одни не боятся с нами встречаться и по-человечески обо всем говорить».
«...безумная любовь к веселью, музыке, искусство спокойно наслаждаться жизнью — все это составляет характер миланца».
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.