– Фокс. Вот единственный и неповторимый свидетель. Для всех, как говорится, времен и народов. Возьмем его, тогда...
Чуть не плача от возмущения, я заорал:
– Но ты же сам знаешь, Груздев не виноват! Что же ему за бандита этого отдуваться?! У него, может, каждый день в тюрьме десять лет жизни отнимает!
Жеглов, наконец, повернулся, но глядел он куда-то вбок, и голос у него был злой, холодный:
– Ты лишние сопли не разводи, Шарапов. Здесь МУР, понял? МУР, а не институт благородных девиц! Убита женщина, наш советский человек, и убийца не может разгуливать на свободе, он должен сидеть в тюрьме...
– Но ведь Груздев...
– Будет сидеть, я тебе сказал. А коли окажется, что это Фокса работа, – тогда выпустим, и все дела. И больше об этом – хватит, старший лейтенант Шарапов. За дело несу персональную ответственность я, извольте соблюдать субординацию!..
Замолчал он, и мне как будто говорить нечего стало, хотя и вертелось у меня на языке, что Жеглов – это еще не МУР, что во всем этом нет логики и нет справедливости, но как-то заклинил он меня своим окриком, ведь я как-никак военная косточка и пререкаться с начальством в молодые годы отучен. В репродукторе нежный бабий голос певца старательно, с коленцами выводил: «...в моем письме упрека нет, я вас по-прежнему люблю...» Только он и звучал в нехорошей тишине между нами, двумя довольно упрямыми мужиками, приятелями, можно сказать...
В пепельнице лежали и дымили обе наши «нордины», и случайно залетевший в окно лучик солнца пересекали две струйки дыма, одна – ярко-голубая, плотная, другая – светлая, почти прозрачная, и я подумал: как странно, у двух одинаковых папирос дымы совсем разные, вот один, голубой, выстлался понизу, вдоль стола, а другой, белый, тянется вверх. Я посмотрел на Жеглова, он снова отвернулся к столу, загораживая весь проем широкой спиной, а я думал о его шуточках, о всей его умелости, лихости и замечательном твердом характере. «Железный парень наш Жеглов». – сказал однажды о нем Коля Тараскин. и это было, наверно. правильно...
Глупо, конечно, но факт – очень я взволновался перед походом в «Савой». Как там ни говори, а все-таки первый раз в жизни собирался я в ресторан. Еще до демобилизации побывал пару раз в немецких «гештетах», но какой же это ресторан – забегаловка, и все! И еще я очень жалел, что в ресторан иду искать Фокса, вместо того чтобы нам отправиться туда с Варей, попробовать жареного мяса, выпить винца, потанцевать, и все бы увидепи, что я тоже кое-чего стою, коли пришла со мной туда самая красивая девушка.
Но об этом и думать нечего, потому что мы отдали Шурке Барановой карточки, и нам с Жегловым еще надо смикитить, как дотянуть до конца месяца хотя бы на хлебе с картошкой. Наши талоны на «второе горячее блюдо» были действительны только для управленческой столовой. Нет, коммерческие рестораны нам пока не по карману!
Об этом и сказал нам Жеглов в автобусе, когда мы остановились неподалеку от входа в «Савой» без десяти минут восемь. Он выдал нам по замусоленной синей сотняге и сказал:
– Деньги казенные, не вздумайте там шиковать на них! Тем более, что вовсе не известно, явится ли он сюда...
Все засмеялись: в коммерческом ресторане на сотню зашикуешь, пожалуй! Гриша Шесть-на-девять спросил:
– А чего можно взять на сто рублей? Жеглов неодобрительно покосился на него:
– Две чашки кофе, рюмку сухого вина и бутылку лимонада. Но тебя это вовсе не касается – ты нас вместе с Копытиным будешь здесь дожидаться...
– Ну-у, тоже придумал, я, может быть...
– Отставить разговоры! Вы здесь не прохлаждаться должны, а прикрывать наш тыл. Неизвестно, как там все сложится, поэтому у вас с Копытиным должна быть все время готовность номер один. Не отвлекаться, газет не читать, байки не травить – все время вы должны просматривать зону перед входом в ресторан. Если случится так, что Фокс придет и вы его опознаете, дайте ему спокойно войти, после чего ты, Копытин, остаешься на месте, а Гришка идет ко мне. Задача всем ясна?
– Чего там неясного? – невозмутимо сказал Копытин.
– Ясна, но мне хотелось бы... – начал Гриша, но Жеглов махнул рукой:
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Беседуют Василий Филиппович ВАСЮТИН, делегат III съезда РКСМ, секретарь ЦК РКСМ в 1923–1924 годах, профессор Высшей партийной школы при ЦК КПСС, и Виктор ДЬЯЧКОВ, рабочий производственного объединения «Буревестник», член Центральной ревизионной комиссии ВЛКСМ.