Место встречи изменить нельзя

– При вас во время осмотра в шкафу нашли пачку фирменных патронов «байярд». Если вы помните, я сам указал, где они лежат. Теперь скажите на милость, вы человек военный, зачем же мне, имея фирменные патроны, заряжать пистолет нестандартным, рискуя, что его в самый ответственный момент перекосит, заест и тому подобное? А? Не знаете? Так я вам отвечу: настоящий убийца не знал, где патроны, и зарядил пистолет первым попавшимся, более или менее подходящим по размеру! Ясно?

– Допустим. Но вот как вы объясните, что пистолет обнаружен в вашей новой квартире?

– Вот! Вот это вопрос вопросов, – задумчиво сказал Груздев. – Им вы меня наповал бьете. Но при желании можно ответить и на него. Я уже ответил: не знаю. А вам надо искать как следует...

Хитер он, конечно, бесовски хитер, я это давно заметил!

– Мы и ищем. И кое-что уже нашли. Поэтому товарищ Жеглов и спрашивал вас про Фокса, – сказал я.

– Я не знаю никакого Фокса! – горячо воскликнул Груздев. – Поверьте, я бы сразу сказал... Я только догадываюсь, что это у него нашли браслет Ларисы в виде ящерицы. Так или нет?

Все-таки Груздев не тот человек, с которым можно на откровенность идти. И я сказал:

– Это вы не совсем в точку попали, но, как у нас на фронте говорили, действия ведете в правильном направлении.

– Хорошо, – кивнул Груздев, – не хотите говорить, не надо. Но вы же сами предложили разбираться сточки зрения здравого смысла...

– И главное – фактов, – вставил я.

– И фактов. Но начнем со здравого смысла. Вы, во всяком случае, исходите из того, что убийца я. И уже все факты рассматриваете под этим углом зрения. Вы, может быть, этого не знаете, но в науке существует способ доказательства от противного. Допустите на десять минут, что я к этому делу не причастен...

– Да как же это я могу допустить? – взвился я.

– Подождите, подождите. Я же говорю – на десять минут Ну, что вам стоит?

– Хорошо, допустим.

– Если допустить, вся ваша система доказательств начнет рушиться, как карточный дом, – сказал Груздев.

Я вспомнил, как уже пытался сегодня связать все наши факты, чтобы подпереть обвинение Груздева, и как эти подпорки все время ускользали из рук, шатались, не хотели стоять на месте. Ну, пусть теперь он их попробует на прочность. Но сказал бодро:

– Интересно поглядеть, как это у вас получится.

– Сейчас увидите, – пообещал он и начал; – Уже на первом допросе вы исходили из того, что, ненавидя Ларису, я решил избавиться от нее. Я действительно любил ее когда-то, но... Долго рассказывать, что там и как у нас происходило, но любовь выгорела – вся, дотла. Вы считаете, что антипод любви – ненависть. Но, поверьте, это вовсе не так! Настоящий антипод любви – равнодушие... И ничего, кроме равнодушия, Лариса у меня в последнее время не вызывала... Квартира. Квартира, как вам известно, моя, и вопрос ее обмена был лишь вопросом времени. Кстати, известно ли вам, что Лара хотела вернуться к матери, но именно я решил оставить часть своей площади? Если нет – спросите у Наденьки, у их матери – они подтвердят. Неужели я произвожу впечатление человека столь нетерпеливого и к тому же столь жестокого, что мне легче убить: чем подождать месяц-два? – Груздев внимательно смотрел на меня, рассчитывая увидеть, какое впечатление производят его слова, но я, хоть и думал, что наши мнения здорово совпадают, просто он до конца эти вещи закругляет и додумывает, но виду не подавал, сидел и слушал – давай, мол, излагай, раз условились...

Я протянул Груздеву папиросу, он поблагодарил кивком, заломил мундштук стабилизатором, прикурил и продолжал:

– Важной уликой против меня вы считаете заявление этого алкоголика – Липатникова о том. что он меня видел на лестнице. Но я вам еще раз говорю: я был там не в семь часов. а в четыре! И Ларису дома не застал, поэтому и написал записку... Я не знаю, как мне это доказать, но помогите мне! В конце концов чем слова Липатникова ценнее, чем мои? Но ему вы верите безоговорочно, мне же вовсе не верите..