– Пока не обходились. Ты же сам про скрытность Груздева толковал и целую теорию из нее вывел: раз скрывает, что был в семь, значит... и все такое прочее...
Жеглов разозлился всерьез:
– Слушай, орел, тебе бы вовсе не в сыщики, а в адвокаты идти! Вместо того, чтобы изобличать убийцу, ты выискиваешь, как его от законного возмездия избавить.
И оттого, что он разозлился, я, наоборот, как-то сразу успокоился и сказал ему уважительно:
– Глеб Георгиевич, ну, что ты, на самом деле... Мы же с тобой одну работу работаем, просто я хочу, чтобы возмездие действительно законное было, как говорится, без сучка-задоринки. Ты же лично против Груздева ничего не имеешь, верно? Но уверился, что он преступник, и теперь отступать не хочешь...
– А почему это я должен отступать? – рассердился Жеглов.
– А потому что факты. Вот ты послушай меня спокойно, без сердца. Я после разговора с Груздевым думал много... плюс все делишки Фокса этого растреклятого. Понимаешь, ведь между ними ничего не может быть общего, не могу я себе представить, чтобы такие разные люди могли промеж себя сговориться как-либо...
– Ты еще много чего не можешь представить, – вставил Жеглов.
– Не заедайся, Глеб, – попросил я его. – Лучше слушай. Когда я про второй матч узнал, у меня в башке будто осветилось. Ты сам посмотри, все ведь как нарочно складывается: патрон нестандартный, палец на бутылке – не его, след на шоколаде – чужой. И что в четыре был, а не в семь – вполне возможно. А если в четыре, а не около семи. то остается одна-единственная улика – пистолет...
Глеб снова затянулся и процедил:
– Одна эта улика сто тысяч других перевесит...
– Ага. Вот я и понял, что точно так же может думать Фокс. Поэтому я поехал в Лосинку и расспросил обеих женщин о том, что было двадцатого и двадцать первого сентября – подробно, по минутам...
Глеб даже со стула поднялся:
– И что?..
– Утром двадцать первого, часов в одиннадцать, пришел
проверять паровое отопление – перед зимой – слесарь-водопроводчик. Крутился по дому минут двадцать. Высокий, черный, красивый, под плащом – военная одежда. В хозконторе поселка водопроводчик с такими приметами не значится... – Я с торжеством посмотрел на Глеба. – Вопросы есть, товарищ начальник?
Жеглов в мою сторону даже не посмотрел. Нещадно скрипя блестящими сапогами, принялся ходить по кабинету из угла в угол, долго ходил, потом остановился у окна, снова долго там рассматривал что-то, ему одному интересное. Не поворачиваясь ко мне, сказал:
– Жена Груздева, чтобы мужа выручить; под любой присягой покажет, что это ты пистолет подбросил. Или расскажет, о чем говорили отец Варлаам с Гришкой-самозванцем в корчме на литовской границе. Квартирохозяйку тоже можно заинтересовать. Или запугать. Это не свидетели.
Опять вся моя работа к чертовой бабушке! Беготня, все волнения мои – коту под хвост. Я аж задохнулся от злости, но спросил все-таки негромко:
– А кто же свидетели? По-прежнему глядя в окно, Жеглов кинул:
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.