Довольно распространенное и стойкое убеждение: высокая зарплата оправдывает плохие условия труда, невнимание к человеку, нераспорядительность администраторов. Что там молоко... В январские дни обрубщики работали при минусовой температуре в цехе, потому что вместо стекол на окнах — полиэтилен и доски, а калорифер гнал только холодный воздух. Для обогрева рабочие жгли кокс в больших железных бочках.

Помню, я удивлялся, почему рабочие-сдельщики неспешно беседуют со мной и никуда не торопятся. Пояснили: начало месяца, нет литья. Свою высокую зарплату они начнут зарабатывать через неделю. Точное количество сверхурочных часов трудно назвать, поскольку далеко не всегда они согласуются с профсоюзом. Ради плана часто закрывают глаза на нарушения трудового законодательства; Ивановский станкостроительный в этом смысле не исключение. В последнюю неделю никто не спросит у Николая Лазарука, например, сколько часов он держит в руках отбойный молоток или шлифовальную машинку. А ведь он не имеет права — подписку давал! — работать виброинструментом больше двух часов в смену. Значит, заработает ли Николай профессиональную виброболезнь — это вроде его личное дело. Зато строго следят, чтобы сейчас, пусть и нет на участке работы, он никуда бы не отлучился отдохнуть: раз время рабочее — стой и дыши этой пылью, иначе попадешь в нарушители. Впрочем, пойти отдохнуть все равно некуда. Это удивительно, но не то что комнат отдыха — во многих цехах рабочие не имеют обычного бригадного уголка, чтобы несколько минут посидеть, сыграть в домино после обеда. Нет места, говорят мне. Но когда потребовалось место для трех новых станков в инструментальном цехе, его быстро нашли — снесли буфет... А у рабочих укрепилось мнение: для руководства на первом плане — станки, на последнем — люди.

Взгляд «со стороны»

Конечно, навязав строительство сборочного корпуса, бывший министр поставил подножку коллективу, отодвинув перспективу реконструкции старых цехов, решение многих социальных проблем. Это, кстати, тоже распространенное явление: чуть что — бюрократы в министерстве, чиновники в главке. Разве на месте ничего решить нельзя? Можно, как доказывает опыт, если захотеть и взяться за дело.

Начальник теплоэнергетического цеха Анатолий Васильевич Жинкин — человек предприимчивый, болеющий за людей. Свободного места в цехе не было, так он додумался над складом соорудить как бы второй этаж — красный уголок и комнату отдыха. При нем и сауна появилась. Строили, отделывали и оформляли все помещения исключительно своими силами.

Беда еще в том, что внутри самого завода нет общей, целенаправленной системы социального развития, а все зависит от личности того или иного руководителя. Жинкин захотел и сделал, а другому начальнику неохота, некогда такими пустяками заниматься. Упрекнуть его можно — обязать нельзя. Ибо в обязанности начальника входит выполнение плана, а не сооружение бытовых помещений. Вообще в социальной сфере существует какая-то необязательность.

— Вот у нас есть производственный план, — говорил мне по этому поводу парторг литейного цеха стерженщик Валерий Богатое. — В нем все точно расписано: когда, что и сколько надо сделать. План — закон, как говорится. За невыполнение предусмотрена конкретная персональная ответственность. А по соцкультбыту такого же четкого плана нет. Одни общие пожелания...

Рабочий, оказывается, всем чем-то обязан, а ему — никто и ничем. Так фактически получается. Скажем, каждый год принимаются совместные обязательства. Если рабочие не справятся с обязательствами по выполнению плана, то пострадают морально и материально. Если не выполнят своих обещаний администрация и руководители общественных организаций — тут урон, как правило, только моральный. Вот говорят мне в бригаде сборщиков Виктора Садовского:

— Каждый год в цеховых обязательствах записывают пункт о бытовых помещениях. И ничего не меняется.

— Но разве и от вас ничего не зависит? — пытаюсь я возразить. — Вы же сами выбираете людей, которые не хотят ничего делать. Кто вам запрещает, допустим, на профсоюзной конференции или собрании проголосовать против и выдвинуть более энергичного товарища?

На меня смотрят иронически.

— А вы что, не знаете, как у нас выбирают? Все заранее решено и на машинке отпечатано. И расписано, кто выступит и что скажет.

Я это знаю, но до конца бригаду все-таки понять не могу. Что им все-таки мешает выразить свое мнение, почему они так не верят в свои возможности? Ведь есть у них определенные права, которые никто не отнимал! Или это следствие той социальной коррозии, о которой говорилось на январском Пленуме? Той коррозии, что вызвала падение интереса к общественным делам, проявления скептицизма?

Неверие в настоящую перестройку, видно, у многих. «До нас перемены не доходят. По дороге «вниз» хорошие решения и постановления искажаются» — такое мнение приходилось слышать не только в ивановских бригадах. Что в Хабаровске, что в Иванове — рабочие говорили почти слово в слово:

— Нам перестроиться несложно. А вот они, — следовал кивок куда-то наверх, — пока и не думают. Хотя много говорят о человеческом факторе.

Скептицизм, равнодушие стали распространяться и в молодежной среде.

В конце прошлого года комитет комсомола провел анкетирование в основных цехах. Хотели узнать настроения молодежи, ее увлечения и запросы, мнения о работе комсомола и конкретные предложения.

Я просмотрел с полсотни анкет одного из ведущих цехов... и стало как-то грустно.

— Чем увлекаетесь в свободное время? — интересуется комитет комсомола.

— Ничем.

— Чем хотели бы заниматься?

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.