Мне трудно было коротко сформулировать довольно противоречивые впечатления. Бросались в глаза пестрота, некомплексность городской застройки, неблагоустроенность. По соседству с более менее современными проспектами тянулись чисто деревенские улицы: город застраивается не по плану, а там, где инженерные коммуникации позволяют «приткнуть» дом или какой другой объект.

— Бедновато живет город, — попробовал я найти выражение помягче.

— Город нищий, запущенный, — уточнил генеральный директор. — Это тоже результат распределения капиталовложений по «географическому» принципу. Конечно, министерство выделяло нам средства, но требовало вкладывать их только в промышленное строительство. Вот и строим третий год огромный сарай, зарываем в землю миллионы.

«Сараем» Кабаидзе обозвал новый сборочный корпус сметной стоимостью 97 миллионов рублей. В свое время по этому поводу был острый конфликт с министром. Не нужен заводу новый корпус, доказывал директор, запланированный прирост продукции можно дать и на старых площадях, если направить силы и средства на реконструкцию, техническое перевооружение предприятия. Это, кстати, обошлось бы гораздо дешевле, а сэкономленные миллионы и стройматериалы можно было отдать как раз на соцкультбыт. Но директору при всей его «пробивной» силе не удалось отстоять свое предложение.

— Сейчас удалось бы, — сказал он мне. — А тогда... Тогда даже крайне необходимый инженерный корпус — вы видели, в какой тесноте работают наши конструкторы? — норовили вычеркнуть из планов строительства.

— Ваш «сарай» потребует новых работников, а они в свою очередь потребуют.

— Нет. Мы поставили цель: за счет автоматизации, механизации процессов обойтись своими силами. Думаем, что людей со стороны приглашать не придется.

С точки зрения рабочего

Рабочие, инженеры полностью поддерживают выступление «Смены». Говорю об этом смело, поскольку встречался не с двумя-тремя — со множеством людей.

В прошлой статье, надо отметить, была допущена неточность. В список отсутствующих на заводе социальных благ попали, между прочим, и модные нынче сауны. В этот приезд мне показали сауны в трех цехах и четвертую — строящуюся. С бассейнами, великолепными комнатами отдыха, телевизорами и самоварами... Оздоровительный комплекс — так это называется — литейного цеха даже экспонируется на ВДНХ.

Но... доступ туда рабочим из других цехов — то есть подавляющему большинству — практически закрыт: пропускная способность оздоровительных комплексов невелика. Да и удовольствие это далеко не на каждый день.

Рабочие водили меня по своим тесным раздевалкам, почерневшим душевым, и я начинал понимать, почему упоминание о саунах вызывает одно раздражение: где-то — телевизор в бане, а тут элементарного повседневного минимума нет. После смены — толпа в бытовках, как в автобусе в час пик; очередь к умывальникам, очередь в душ...

В январе ивановцы посмотрели очередную телепередачу о своем заводе. Рассказывалось, в частности, и о том, как улучшаются условия труда и быта.

 — И что, — интересуюсь у слесарей-лекальщиков, — показали с экрана?

 — А что показывать? Диктор текст прочитал — и все.

Надоела людям показуха. Завод не обижен вниманием: часто сюда приезжают высокие гости из столицы, иностранные и наши делегации, теле- и киногруппы... Любой хозяин перед приходом гостей наводит в доме порядок. Но то, как он живет в остальные дни, в конце концов его личное дело. Когда же в инструментальном цехе спешно выдают новые спецовки, заколачивают дверь в туалет и пишут на ней «ремонт», а после отъезда тележурналистов доски отдирают и надпись стирают — это уже выглядит по меньшей мере насмешкой над рабочими.

На обрубном участке литейного цеха в день приезда очередной делегации рабочим... запретили работать. Чтобы грязи и пыли не было.

 — Раньше к нам каждую неделю директор заглядывал, — рассказывали обрубщики. — Потом стал ходить главный металлург. Потом — начальник цеха. В последнее время никого не видим.

Заведешь об этом разговор с руководством и слышишь:

 — А вы знаете, какие у них заработки?

Знаю, неплохие. Только при чем тут заработки? Рабочие не украли эти деньги — заработали. Причем на вредном производстве, за которое, кстати, полагается пол-литра молока в день. Когда я к слову вспомнил про молоко, молодой обрубщик Николай Лазарук вытащил из кармана спецовки неиспользованные талоны за прошлый месяц, смял и выбросил: молоко в столовую привозят обычно уже после того, как у рабочих заканчивается обед.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.