— Здравствуйте. Присаживайтесь, я вас чаем сейчас напою.

— Здравствуйте, вы меня извините, я нечаянно... — молол я первое, что приходило в голову. — Я пойду.

И уже ринулся было назад, но ладошка, доселе нежно покоившаяся в моей руке, вдруг цепко ухватилась за мой мизинец, да и пес лежал на моем пути непоколебимо, как сфинкс, перешагнуть его я все-таки не отважился: кто знает, что там у них, сфинксов, на уме?

— Это вы меня извините. И потом ведь не каждый же день вам доводится пить чай в доме, где бывал Антон Павлович Чехов?

— Вот как!

Я так и сел на табуретку. Я ведь тогда не знал истории деревни Белой и предположить, что в этой глуши, в этой крохотной, доживающей свое деревеньке бывал Чехов, для этого надо было иметь слишком богатую фантазию.

Мальчонка уселся рядом, пес растянулся у моих ног. Женщина прошла к двери, и мы все трое невольно подались к стоявшему перед нами столу, давая ей проход. Загремела там, в передней, которая одновременно служила и кухней, посудой, и через несколько минут оттуда стали появляться сахар, липовый мед, варенье, масло — все это вкладывалось прямо через порог в руки малыша, и он деловито расставлял угощение на столе.

Итак, мы пили чай за круглым, покрытым белой скатертью столом. В комнате вокруг нас умеренное количество книг — как у всех людей, что покупают их по случаю. На низких стенах фотографии вперемежку с репродукциями из журнала «Огонек». А вот и он, Чехов, — в простенке между окнами, выходящими на улицу. Правда, это еще не Чехов, не Антон Павлович, а Антоша Чехонте, или, как он еще иногда подписывался, «Анче».

Широкое безусое лицо. Точнее, усы только-только пробиваются: так, словно ретушь неосторожно положили. Длинные, еще не то крестьянские, не то купеческие волосы. Чесучовый пиджак, застегнутый на одну, верхнюю, пуговицу: две другие явно не застегнуть. Тесноват пиджак. Живот выпукло раздвигает полы. Чехов, и вдруг живот. Нет, он не толст, он просто широк, мощен. И лицо широкое, никакого привычно чеховского, усталого аскетизма. И брови густые, черные, любопытно раскинуты, а не мученически сведены, как у человека, притерпевшегося к боли или прячущего ее, словом, то же, как у другого, привычного Чехова. И плечи не устало опущены, а сдержанно, словно стесняясь своей юношеской мощи, развернуты.

Чехов — он как ядро, где-то еще заключен в этой юной, сочной и впрямь не то крестьянской, не то купеческой оболочке. Говорят, в молодости он мог нырнуть с кормы парохода, а вынырнуть под его носом. Вот вам и Чехов. Под фотографией — а это тоже репродукция из журнала — значится: «А. П. Чехов. Москва, 1883 г.».

Не прочитай я эту подпись да не услышь перед этим упоминание об Антоне Павловиче от хозяйки, ей-богу, не узнал бы.

И вот мы пьем чай, высоко поднимая дымящиеся блюдца, солнце устроилось прямо против нас, в окне, слепя глаза, макая в наши блюдца золотистые, упорно всплывающие липовые соцветия. Мы пьем чай, и хозяйка, уже вполне успокоившаяся и даже повеселевшая, рассказывает мне о Белой и об Антоне Павловиче Чехове.

Херувима же с нами нету. Мать увлеклась рассказом, и он, воспользовавшись недоглядом, нагреб из вазы конфет, насовал их во все имеющиеся при нем емкости — преимущественно за Щеку — и неслышно сполз со своего стула. Сполз, устроился рядом со своим четвероногим другом, и только дружное причмокивание выдавало их присутствие под столом.

Так в Белой за многие годы появился новый житель. Причем не на лето — летом здесь появлялись «новые», правда, то были относительно новые: либо старые, бывшие бельчане, наведывавшиеся сюда в отпуск, по грибы и ягоды, либо их дети и внуки, которых высылают сюда, иногда из самого города, на откорм. Нет, в данном случае новичок объявился не на сезон, а на неопределенное время. Неопределенное, потому что рано или поздно, а должен был он, по всеобщему мнению, уехать. Ну и Мишку, мужа, само собой, увезти.

А новичок все не уезжал. Больше того. Как устючок, все продвигался и продвигался вглубь, в самое нутро деревенской жизни.

Дорога вон сейчас к Белой тянется, насыпь сделали, щебенку втрамбовали, на будущий год асфальтом будут заливать. А кто выхлопотал? Ольга. Обивала пороги сначала в правлении колхоза, что расположено в большой, всю округу подмявшей деревне, потом в райисполкоме, райкоме партии, до области дошла.

— А вы кто? Депутат? — спросили у нее однажды строго.

— Нет, — смешалась истица.

— Ну и езжайте назад.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.