Лев Гумилевский. «Чертова музыка».

Последними выходили семейные, бородатые люди, женщина со свернутым ребенком в руках. С главного же входа лавиной в этом момент впускалась вторая очередь: новые шляпы, картузы, котелки, зонтики, блузки, френчи с неимоверной быстротой расползались в проходах, ломали стулья, падали, усаживались и через минуту начинали нетерпеливо топать ногами, аплодировать, кричать:

– Время! Вре-е-емя!

Иван Федорович отирал пот рукавом, плевался, кричал:

– По-о-ошла че-е-ертова му-у-узыка!

Надя щурилась, поднимала портьеры, чтобы люди видели, где они сидят. И опять скакали всадники, взрывались шахты, стрелялись влюбленные, считали деньги пузатые люди у пузатых касс, пили шампанское, сажали на колени полуголых женщин. Иван Федорович крутил, котелки смотрели.

– Ты бы себе бабочку, а я бы себе кассочку!

Розочка раздражалась, вставала развинченная, набухшая злостью и завистью.

– Пойдемте, господа!

В фойе, на стойке, апельсины, как чертовы буркалы: дразнят, лезут, злят. У подъезда автомобиль и извозчики – дразнят, выбирают, зовут:

– Подвезти?

Трамваи на улицах, как сумасшедшие. В синем, темном по-летнему небе мертвые

звезды горят. Шелк на бульваре шелестит, лаковые каблуки не по асфальту, по сердцу выстукивают:

– Виктор Тимофеевич! Ну, когда же мы жить будем?

– В каких смыслах?

– Какая вы бестолочь! Ну, по-человечески жить! Будем мы или нет?

Виктор Тимофеевич откашлялся, сказал тихо, солидно:

– Бестолочь – не эти, а вашего отца дети, извиняюсь. Ежели вы, Розалия Андреевна, к примеру сказать, стрижете талоны, Надежда Павловна их проверяет, я в том же магазине товар отпускаю – так неужели нам, сообща сговорившись, жить не суметь? Очень даже просто!

– Это как?

– Проще простого. Вы в пачечку такого же цвета бумажечки всунули. Надежда Павловна проверила, сдала, а я вам на лишненькие талончики материал отпустил. А сатин нынче на рынке сто двадцать, к батисту приступа нет.

Розочка слушала, Наденька думала, Виктор Тимофеевич доказывал, Иван Федорович крутил, трамваи звенели, как сумасшедшие, и стосвечовыми буркалами автомобиль высматривал, кого бы раздавить.