Уголь повсюду. В трюме, на палубе, в рубке... Даже в лазарете черная пыль, хотя мы вроде бы тщательно задраили иллюминаторы нашего временного жилища.

— Выйдем в море — помоемся, — сказал штурман.

Почерневший за трое суток погрузки «Фастов» отходил поздним вечером. Альберт, наш фотокор, ушел отогревать аппаратуру в лоцманскую каюту, а мы упрямо стояли на правом крыле мостика, пытаясь «сфотографировать» в памяти Пирамиду. Снежные заряды вышибали слезы; хитрый здешний ветер проникал через все застежки полушубка, но когда еще придем сюда? Сквозь колючую снежную круговерть просматривались огни поселка Пирамида и усеченный конус горы, давшей название этому поселку. Клочок русской земли черт знает где за Полярным кругом... Нас уверяли, что климат здесь гораздо мягче, чем в Баренцбурге, — низина, прикрытая сопками, но, по правде говоря, мы этого не почувствовали.

«Фастов» отходил долго. Беспрерывно менял курс, скорость, шел на «стопе», отрабатывал назад. Битый час разворачивались в отнюдь не узком Билле-фьорде. Маневры капитана Анатолия Сюриса станут нам, людям сугубо сухопутным, понятны позже, когда взглянем на рисующий немыслимую кривую эхолот. Самописец показывал резкие перепады глубин под килем — от метра до сотни. Да, не Черноморский порт... Рельеф дна представился нам подобием Большого Кавказского хребта, как он виден с самолета. Или сопок, окружающих фьорд. Не дай бог ошибиться на градус при таком фарватере. Лоцманов тут нет, все зависит от профессионализма капитана.

«Фастов» вез уголь Шпицбергена в Архангельск. Впереди у нас было три моря — Гренландское, Баренцево, Белое...

Нас спрашивают: так были вы в Норвегии или нет? Не смейтесь: ответить однозначно так и не можем.

Загранкомандировки оформляли. Характеристики представляли. Автобиографии писали. Анкеты — с указанием мест работы родственников — заполняли. Загранпаспорта получали. Наконец вылетали из международного аэропорта Шереметье-во-2. А были... в советских поселках Баренцбург и Пирамида, что на архипелаге Шпицберген (норвежцы называют его иначе — Свальбард — «Холодный край»). Словом, если не считать короткого ожидания в норвежском аэропорту Лонгьир (это там же, на Шпицбергене), где мы пересаживались с Ту-154 на Ми-6, посетить «настоящую» Норвегию не удалось...

В этих рейсах нет праздных пассажиров. Летят рабочие, специалисты — на смену тем, кто отработал свои два года за Полярным кругом. В основном из Донецкой, Ворошиловградской областей. Многие ждали вылета месяцами, а то и годами: кому как повезло. Кому повезло крупно — летит с женой, семьей.

Повезло?.. Сейчас у новичков вид счастливчиков, вытянувших выигрышный билет. Но не хочется приукрашивать, не рекламный проспект делаем: будут и разочарованные, будут и обиженные. Каждый поселок на Шпицбергене — автономный микромир со многими коллизиями и проблемами, присущими нашему обществу. Плюс к тому — со своей спецификой: географической, климатической, социальной, психологической... Со своими парадоксами.

Но прежде — короткий исторический экскурс.

Обидно за соотечественников.

Официально считается, что архипелаг открыт голландцем Баренцем в 1596 году. Но археологи, историки раскопали: за полтораста лет до того здесь побывали русские поморы из рода Старостиных. Андрей Старостин зимовал в районе нынешнего Баренцбурга 32 раза, провел безвыездно 15 лет! А всего экспедиция Института археологии АН СССР обнаружила более ста русских поселений. И в современных норвежских названиях слышится отзвук нашей речи: Руссехампа, Руссейяне, Руссеэльва (русская бухточка, русские острова, русская река). Свидетельствует о давнем присутствии русских на этих берегах и немецкий дипломат XVI века Сигизмунд Герберштейн в своих «Записках о московитских делах», датские наместники.

Обидно, что у всех на слуху — хоть школьника спроси — сплошь иностранные имена полярников: Баренц, Скотт, Норденшельд, Амундсен. Из своих, пожалуй, только Шмидта да Русанова и знаем. В оправдание можно одно сказать: наши поморы-первооткрыватели не очень-то беспокоились об увековечении собственных имен. Ну, вырезал один из них на деревянном ковше такие слова: «Иван Петро Вапе Панова сорочено дело» — «Иван Петров справил поминки по Вапе Панову в сороковой день» — Да разве ж думал Иван, что через четыре века сей ковшик в руки археолога попадет? Так и некоторые другие имена — чудом сохранились. Иностранцы, кажется, больше позаботились о том, чтобы память о русских осталась, — тот же немец Герберштейн. А швед Нильс Норденшельд назвал мыс в Ис-фьорде именем Ивана Старостина, прожившего на Шпицбергене несколько десятков лет и похороненного тут же, среди вечных льдов...

Конечно, бывали на Шпицбергене — тогда он назывался Грумантом — мореплаватели и из других стран. Но только русские, кажется, зимовали, жили, обустраивались прочно. Об этом говорят и экспонаты музея в Баренцбурге: охотничьи ловушки, промысловые копья, гарпуны, домашняя утварь. Есть даже остатки токарного станка...

На современном теплоходе мы шли через три моря четверо суток.

Сколько же требовалось поморам, чтобы пройти этот студеный, штормовой путь на хрупких деревянных кочах?

Не хотим никого обидеть, но сейчас любая экспедиция — это лучшее снаряжение, лучшие рации, продукты на парашютах, богатые спонсоры, реклама и т. д. Что заставляло Старостиных строить крохотное суденышко и отправляться в неизвестность? Что их вообще привлекало на этих северных берегах? Что удерживало? Ответ вроде бы известен: били морского зверя, рыбачили, добывали пушнину. Как хотите, а не верим, что только практические интересы заставляли наших предков рисковать жизнью. В те времена зверя всякого, рыбы и на материке довольно водилось. Тогда что же? К сожалению, соотечественники не оставили нам дневников... Но если б вся их забота заключалась в бочках с китовым жиром, в песцовых шкурах, им бы было наплевать на других людей. А поморы даже мертвые продолжали служить живым. Пятиметровые кресты на могилах ставились таким образом, что образовывали отвары с приметными вершинами сопок, показывали фарватер мореходам. А поперечины крестов ориентировались строго на север — юг.

И нам подумалось: убрать бы из Баренцбурга всю нашу «ненаглядную» агитацию, возле которой любят фотографироваться норвежцы — советская экзотика! — все эти монументальные лозунги, многометровые бодрые профили шахтеров. А поставить простой и мужественный памятник соотечественникам-первопроходцам. Правда, сейчас в Баренцбурге строится точная копия поморского жилища. Ну что ж, хоть это...

Шестьдесят лет назад мы купили у Норвегии земельные участки на Шпицбергене и начали добывать уголь. Добываем его и поныне. Дорого? Если в Мурманск, Архангельск везти уголь из Донбасса, — еще дороже станет.

Два поселка — два рудника. Хотя почему они называются рудниками — непонятно. Не руду — уголь здесь добывают. Привычнее сказать — шахта. Но такова уж, видно, традиция.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.