Баренцбург прилепился на нешироком косогоре между Исфьордом и горой Улоф. Нет привычных глазу, характерных для севера балков и бочек: добротные двухэтажные дома, кирпичные пятиэтажки. Весь поселок — семь минут из конца в конец. Нас предупредили, что здесь принято здороваться, сколько б раз за день с человеком ни повстречался. Мы потом еще долго друг с другом здоровались — по инерции, — вызывая странные взгляды коллег в редакции.
В Баренцбург (равно как и в Пирамиду) можно прибыть без гроша в кармане, разутым и раздетым — если без семьи, конечно. Встретят, моментально определят в общежитие (может, на первых порах не лучшее по здешним меркам), выдадут теплую одежду, накормят и напоят.
Здешняя столовая приводит в шок. Мы попросили на память меню одного обычного дня, но не можем привести его полностью — слишком много места понадобится. Коротко: десяток видов салатов и винегретов; рыба под маринадом и жареная; масло сливочное и селедочное; сельдь, сало, ветчина, соусы, лук, чеснок... Это не считая первых и вторых блюд. Берешь тарелку, ложку и накладываешь себе чего и сколько хочешь — по принципу «шведского стола». О качестве приготовления скажем одно: как дома. И все бесплатно.
У нас сразу возникла чисто российская мысль, насчет возможных «злоупотреблений» со стороны едоков. А ну как каждый станет ходить в столовую раз по 'десять (она, с перерывами, работает почти круглосуточно)? И хапать килограммами, ведь никакого контроля нет! Мы, признаться, в первый раз тоже пожадничали — столько вкусного на «базаре», как тут называют прилавок. Но после ужина нам стало неловко: на глазах у людей пришлось сбросить в специальные бачки столько остатков! Они не пропадут — пойдут в подсобное хозяйство, но все же... Стали -впредь брать ровно столько, сколько можем осилить. А по калорийности здешняя пища такова, что лишний раз не придешь. Несколько цифр приведем. На каждого человека приходится в месяц 9 килограммов мяса, два с лишним килограмма масла, 15 — овощей, 5 — рыбы, 23 — картошки, 3 литра натурального молока (не считая сухого и сгущенного)...
Да, многое на архипелаге непривычно для людей, с лихвой намаявшихся в очередях, смирившихся с «мясными» котлетами материкового общепита, привыкших любой продукт добывать с боем.
Представляем, как вздохнут, прочитав это, жители Большой земли, особенно женщины. В утешение скажем: отсутствие проблем — тоже проблема. Уже на четвертый или пятый вечер один из нас начал слегка ворчать: вот, опять надо обуваться-одеваться, тащиться в столовую (аж метров двести!). Не лучше ли поужинать чайком с хлебом? Черт с тобой, сказали ему, сиди уж у телевизора, мы тебе в кулечке принесем. И так, оказывается, можно.
Ну, а если серьезно... Воспитательница детсада Валентина Алексеевна Каменская говорила:
— Первое время я была в восторге: ничего к столу добывать не надо! А потом почувствовала — неуютно в доме. Что это за дом, где пирогами не пахнет? Знаете, женщина и на Шпицбергене женщина, она везде стремится вить гнездо.
Что ж, если хочешь — покупай продукты в буфете, питайся дома.
Долго еще можно воспевать комфортную жизнь островитян: хорошие поликлиники, просторные дома культуры, отличные спорткомплексы, бассейны с морской водой, сауны, прекрасные детсады, удобные общежития со всей обстановкой. Поселки ревниво соревнуются — у кого лучше?
А экзотика какая! Детишки зимой набивают карманы хлебом — подкармливать забредающих в поселок оленей: проголодавшиеся звери становятся совсем ручными. Прилетают в гости птицы, белокрылые бургомистры — содрать сетку с продуктами с окна или выхлебать борщ из оставленной на подоконнике кастрюли. А северное сияние, а фантастические закаты, перед которыми бессильна любая американская фотопленка?
О чем еще забыли? Ах да, заработки. Коэффициент два, через полгода начинает идти и полярная надбавка. (Учтите бесплатную кормежку!) У нас вопрос о заработках пока еще не считается неприличным, поэтому шахтеры сообщили, что увозят домой по 19 — 20 тысяч. Совсем неплохо за два года.
Но мы, кажется, договорились не писать рекламный проспект?
Стерильно чистый воздух делает расстояния обманчивыми. На буксире «Николай Гусев» мы шли к леднику Норденшельда. С берега казалось, что голубовато-зеленая стена сползающего в фьорд ледника — вот она, рукой подать. Но буксир наш шлепал около часа. Очень скоро пронизывающий ветер загнал всех в рубку. В тесноте — не в обиде — обменивались впечатлениями, восторгами. Долго молчавший и слушавший нас мужик неопределенных лет вдруг зло буркнул:
— Тюрьма, она и есть тюрьма! Хоть позолоти решетку. Люди продались в рабство за копейки! Сутками готовы работать.
— Игнатьич, а тебе-то чем плохо? — засмеялся помощник капитана Лев Тычкин.
— Я шахтер, мне ничего не надо. Только год до пенсии доработать. А другим как? На собрание не идешь, в хоре не поешь — все тебе припомнится.
Игнатьич — одно из редких исключений. Обычно, узнав, что мы журналисты и интересуемся местными проблемами, нас первым делом спрашивали:
— А когда ваш очерк будет напечатан?
— Не очень скоро. Журнал не газета...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Говорит со зрителями Ереванский ТЮЗ
Как участники боевых действий оказались непричастны к Победе
Сергей Овчаров - «исконно русский» режиссер