С тревогой восприняли мы и интервью доктора Р. Гейла, показанное по советскому телевидению. Р. Гей л заявил, в частности, что в течение нескольких десятилетий от рака, вызванного аварийным выбросом, умрет от 5 до 75 тысяч человек, а обстановка в пораженной зоне будет нормализовываться 300 лет — 10 периодов полураспада цезия-137 (при этом надо учитывать, что «зона» не изолирована от нас и «вступает в контакт» с менее зараженными участками земли и воды).

Отповедь Гейлу прозвучала в упоминавшейся уже статье т. Книжникова, в которой доказывалось, что процесс нормализации пойдет быстрее предполагаемого, так как цезий будет фиксироваться частичками почвы, включаться «в соединения, недоступные для усвоения корневой системы растений». Кроме того, оказывается, «не нужно опасаться стронция-90. Его выпало значительно меньше, чем цезия», хотя сколько выпало того и другого отчего-то не сообщается. Неясно также, как быть с плутонием и иными радиоактивными элементами.

Что ж, допустим, процесс нормализации радиационной обстановки «в зоне» будет происходить вдвое быстрее расчетного, но и тогда получается, что эвакуированные смогут вернуться домой всего лишь через 150 лет. Что ж, есть смысл подождать. Впрочем, даже если цезий и стронций не усвоятся корневой системой растений, то все равно они вкупе с 448 радионуклидами будут создавать ощутимый радиационный фон.

Любопытно все же, отчего вице-президент Академии медицинских наук СССР Л. Ильин и другие медики, чья основная забота, по идее, состоит в охране здоровья соотечественников, так настойчиво защищают интересы наших «чернобыльских ведомств» и, кажется, более всего озабочены тем, чтобы «вернуть ядерной энергетике прежний престиж»?

Между прочим, единственным «аргументом» в пользу строительства новых АЭС как раз и становится непристойный тезис ряда советских медиков о том, что «ничего страшного» в Чернобыле, в сущности, не произошло и, следовательно, не произойдет и в случае нового Чернобыля. Без этого пропагандировать мирный атом стало бы просто невозможно. Примечательный факт: «Только медик в правительственной комиссии не подписал заключение о хотя бы запоздалом выселении Припяти, требовал дождаться, когда ветер повернет на город и наберется столько бэр, сколько предусмотрено в инструкции» (Алесь Адамович).

Конечно, существуют и другие мнения. Здесь надо сказать о позиции Дмитрия Михайловича Гродзинского — заведующего лабораторией радиобиологии Института ботаники АН УССР, члена-корреспондента АН УССР. Он не устает повторять, что специалисты еще очень мало знакомы с принципами устройства радиационной защиты организма, а посему большая часть радис биологов склоняется к тому, что даже самая малая доза облучения вредна. Поэтому, думая о здоровье населения, надо подходить к оценке экологических последствий Чернобыля с очень жестких позиций.

«Первое время после аварии, — отмечает Д. М. Гродзинский, — некоторые неквалифицированные медики даже распускали слухи о том, что небольшие дозы облучения чуть ли не полезны для организма (нашлись ведь и такие!), что к малым лозам можно привыкнуть. Это совершенно неверно. Если и говорить о каком-то привыкании, то это процесс, требующий очень длительного времени, целого эволюционного периода. И в конечном итоге радиация все равно наносит ущерб популяции. Радиация и реакции на нее живых организмов — уравнение со многими неизвестными. И сейчас было бы ошибочно полагать, что наука сможет решить это уравнение через месяц или через год».

Кроме того, как подчеркивает Д. М. Гродзинский, сложность определения ущерба здоровью людей усугубляется тем, что авария в Чернобыле носила уникальный характер: вследствие высокой температуры, при которой произошел взрыв реактора, физико-химическое состояние выброшенных радионуклидов — йода, стронция, цезия, плутония (последний обладает страшной химической активностью и потому особенно опасен) и т. д. — числом около 450 — оказалось весьма необычным. Фактически образовались частицы с новыми, не изведанными доселе свойствами: они плохо растворялись в воде, не могли поглотить их и растения, и потому довольно долго частицы удерживались на поверхности листьев. Все это создало специфические, ранее не встречавшиеся типы загрязнения. Следует также иметь в виду, что радиация бывает «разной вредности». Одна поражает мембраны клеток, другая — энергетический аппарат, третья, самая опасная, — ядро. «Чернобылы екая» радиация, увы, принадлежит к числу последней.

При расчете последствий аварии крайне важно (если вообще можно говорить о каком-то строгом расчете) определить величину коллективной дозы облучения, которую вобрала в себя популяция, то есть все те, кто так или иначе — непосредственно или опосредованно — соприкасался с «зоной».

Для Чернобыля эти дозы выражаются в миллионах человекобэр, что дает уже некоторое весьма нерадостное представление об отдаленных последствиях катастрофы. Вследствие уникальности чернобыльской аварии очень сложно определить коэффициент риска — степень вероятности возникновения различных заболеваний. Нынешние коэффициенты, отмечает Д. М. Гродзинский, рассчитывались давно — для Хиросимы и Нагасаки, для лиц, подвергшихся рентгенотерапии, для семей рентгенологов, а посему, говорит ученый, в радиологии для получения коэффициентов риска использовался весьма специфический контингент. Кроме того, в последнее время проводится ревизия дозиметрических характеристик взрывов в Хиросиме и Нагасаки. Для Чернобыля же подобного коэффициента риска попросту не существует. Не будем также забывать, что радиация поражает иммунную систему, вследствие чего развиваются «обычные» заболевания, приводящие и-к смертельному исходу.

Если Минздравы СССР и УССР хотят быть объективными в оценках Чернобыля, они должны издавать периодический бюллетень для общественности, а не делать, подобно т. Ильину, безответственные заявления относительно того, что «никакой опасности в будущем от радиации не предвидится» — ни в генетическом, ни в онкологическом плане, о чем он говорит в своих выступлениях в прессе.

И вообще создается впечатление, что в ходе биологической эволюции и политической революции у нас в стране народился новый антропологический тип: «человек советский», которому никакая радиация не страшна.

Впрочем, у руководителей нашей медицины есть свой частный интерес в том, чтобы насколько возможно благообразить картину разыгравшейся трагедии. Сам министр здравоохранения СССР Е. Чазов во всеуслышание заявил в «Правде», что в эпоху перестройки советской медицины будут в целях экономии инвалюты уменьшены закупки зарубежных лекарственных препаратов (нефть дешевеет!). В то же время советская фармацевтическая промышленность обеспечивает население лекарственными препаратами «не полностью», где-то на 70 процентов (в лучшем случае).

А что сказало по поводу Чернобыля МАГАТЭ?

8 мая 1986 года Генеральный директор МАГАТЭ X. Блике и директор отдела ядерной безопасности агентства М. Розен, облачившись в защитные костюмы, захваченные из Вены, облетели на вертолете Чернобыль, а также территорию станции и с высоты 800 метров осмотрели поврежденный четвертый блок АЭС.

«В весьма откровенных беседах, — сказал 9 мая на пресс-конференции в МИД СССР X. Блике, — в результате визуальных наблюдений на месте происшествия нам удалось получить достаточно полное, хотя и предварительное представление об аварии и ее последствиях».

«Ситуация, — сказал г-н Блике, — нормализуется», а радиоактивные изотопы, «выброшенные в результате аварии, живут непродолжительное время. А это значит, что в будущем на близлежащих полях возобновится работа, а поселок АЭС будет безопасен для проживания». (Напомним, что в эти дни еще не было ясно, проплавит ли «кориум» днище реактора. Иными словами, заразит ли он воды и почву, и будет ли «вселенская» катастрофа или нет.)

В тот же день представители МАГАТЭ отбыли к себе в Вену, где их обстоятельно проинтервьюировали корреспонденты «Шпигеля».

Вот некоторые выдержки из интервью X. Бликса и М. Розена.

«Шпигель». Сложилось ли у вас впечатление, что люди были информированы о несчастье?

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.