— Нам-то какое дело, чего они теперь любят!

Я лежу на столе голый, и вступать в этот заводной разговор мне как-то неловко.

А настроение у меня — ничего. И живот будто бы поутих. А когда прошлепала вдоль стены та самая тетя Нюша, по-домашнему гремя белыми эмалированными тазами, тут совсем стало спокойно.

...Постепенно разгорается мерцающим голубоватым светом лампа над головой. Подходит врач, поглядывает искоса на мой живот, словно примеривается, где лучше полоснуть. Сейчас начнется! Посмотреть бы, который час, засечь время, когда, быть может, в последний раз жил на свете!

Больше ничего не помню.

— Ну, вот он, как огурчик! — слышится насмешливый женский голос. Открываю глаза — дневной свет. Я хочу понять, где я и что. Непрерывно слышны шаги проходящих мимо людей. Мелькают белые халаты. Похоже, что лежу я в коридоре. Почему в коридоре? Ведь в коридор выносят... Но подумать об этом не успеваю, потому что першит в горле. Неискушенный, пытаюсь кашлянуть, но кашель вызывает резкую боль в животе. И в это время, как назло, кто-то пытается приподнять меня на постели. Куда? Зачем?! Больно!

У задней спинки кровати на высоком стержне подвешена стеклянная банка с вишневой жидкостью.

— Что это?

— Кровь.

От банки вниз к ноте моей тянется гибкая трубка. Это в меня вливают чью-то кровь.

— Чья? — спрашиваю.

— От эскимоса. Устраивает? — отвечает сестра, фыркнув. Это та самая сестра, которую, помнится, звали Галиной.

Какая она некрасивая! Рот ехидно искривлен, на щеке наклейка из пластыря, которой раньше вроде бы не было. Усталый, закрываю глаза.

— Надо бы поднять повыше, — слышу.

— Погоди, я подмогну. Бери его под микитки.

Меня берут «под микитки», подтыкают подушку, а мне хочется орать и плакать, потому что это невыносимо, потому что все они чужие люди и им плевать на мои страдания. А своих поблизости нет. И не Галка мне нужна сейчас, нет, не Галка, потому что здесь не пляж, не Сочи и не выставка собак. Сейчас мне нужны родители, только родители.

По коридору курсируют люди, словно по проспекту. Сестры в бесшумных тапочках носятся с резиновыми сумками клизм в поднятой руке. Стучат каблуками женщины-врачи. На груди у каждой вместо модной броши висят трубки для прослушивания, защепленные за шею этаким никелированным ухватом. Иные из проходящих останавливаются возле моей постели, щупают пульс и уходят, не сказав ничего. Другие раскрывают свою папку и делают в ней пометки. Для них я, должно быть, тема для диссертации. А отец с матерью, которым я единственный сын, а не подопытный кролик, ничего обо мне не знают. И никто не знает обо мне. и знать не хочет.

Слышу над собой негромкий мужской голос. Это у постели остановилась каталка. Каталка высокая, не видно, кто лежит на ней, но голос этот, густой, негромкий, кажется знакомым.

— Телеграмму мы послали отцу с матерью. Так что не горюй!

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• …
• 14
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.