Способность расширять и углублять понятия во многом определила расхождения Тургенева и некоторых других видных писателей с направлением «Современника» и, наконец, привела к разрыву. Значение этого факта выходит далеко за пределы истории литературы и журналистики, — это событие общественное, событие общественной борьбы.

Из школьного учебника знаем, что причина разрыва — статья Добролюбова о романе Тургенева «Накануне». Именно здесь приведен рассказ о человеке, который расстается с внушаемыми ему от младых ногтей прописями и приходит к мысли, что цель жизни есть борьба за счастье людей. Человек, в одно прекрасное утро почувствовавший, что кровь в нем не рабская, а человеческая, торопит время: прекрасное утро рождает в нем надежду приблизить настоящий день. Он сознает, что день этот сам по себе не наступит, что за него бороться надо, не донкихотствовать, как бы прекрасны ни были мечты, какие бы возвышенные картины ни являлись в воображении, — именно бороться, воевать, если потребуется — погибнуть в бою во имя «пересоздания всей человеческой жизни» (так в подцензурных статьях «Современника» именовалось то, что в дневнике Добролюбов обозначает коротко и четко: «Призыв к революции»), «Говорят, что мой путь смелой правды приведет меня когда-нибудь к погибели, — пишет он приятелю. — Это очень может быть; но я сумею погибнуть недаром. Следовательно, и в самой последней крайности будет со мной мое всегдашнее, неотъемлемое утешение — что я трудился и жил не без пользы...» (И в стихах: «Все буря снится мне, все молния и гром // Тюрьма да стон, да кровь, да изверги с цепями...»).

Расширяя и углубляя понятия, Добролюбов говорил читателям, что настает пора из «накануне» сделать шаг в «настоящий день», что в лучшей части нашего общества чувствуется желание деятельного добра, что старая общественная рутина отживает свой век, все понимают несостоятельность старого порядка, близится время перемен, люди напитываются мечтами и надеждами лучшего будущего. Все это рассеяно и упрятано в длинных периодах, перемешано с прочими иносказаниями, чтобы легче проскочило сквозь цензурное сито (мы-то, по сути, вообще знакомимся с не приспособленным в полной мере к цензурным требованиям вариантом), и все же выводы, которые сделал Добролюбов, разбирая тургеневский роман, тогдашнему читателю были вполне ясны. Сам Тургенев, может быть, художнически такие выводы ощущал, предугадывал, но никак к ним не стремился; прочитав статью Добролюбова в рукописи, до напечатания, он пришел в смятение: «Убедительно тебя прошу, милый Некрасов, не печатать этой статьи, она, кроме неприятностей, ничего наделать не может, она несправедлива и резка — я не буду знать, куда деться, если она напечатается». Тем более, что даже и цензор, просмотрев статью, доброжелательно просит поберечь «бесподобного Ивана Сергеевича» («да и не поздоровилось бы другим») — «критика такая, каких давно никто не читал, и напоминает Белинского...» (вот и он, Добролюбова читая, о Белинском думает!).

Значение Добролюбова будет расти со временем (такое не часто бывает), его взгляды, убеждения останутся живы, останутся в строю. Спустя годы, когда события в редакции «Современника» сделаются достоянием истории, когда слово Добролюбова по-новому отзовется в новом веке, Тургенев и сам поставит его имя рядом с именем Белинского, утверждая, что в их лице критика в России разрешала великую и важную задачу, а потом и статью Добролюбова печатню признает самой выдающейся из всех, что были вызваны к жизни романом «Накануне».

Ну, конечно же, и Тургенев желал счастья людям, народу, но (читаем в

статье Добролюбова) для новых людей «любовь к истине и честность стремлений уже не в диковинку», «прежних сеятелей добра» уважают, как старых наставников, только возможно ли, вошедши в свой разум, выслушивать все одни и те же уроки — нужно идти дальше! Добролюбов идет дальше... «Барин по рождению, аристократ по воспитанию и характеру, «постепеновец» по убеждениям, Тургенев, быть может, бессознательно для самого себя своим чутким и любящим сердцем сочувствовал и даже служил русской революции», — будет сказано в прокламации народовольцев, напечатанной к похоронам Тургенева. Добролюбов служит революции сознательно и желает показать своей статьей, как может послужить ей роман Тургенева.

Владимир Ильич Ленин говорил о статьях Добролюбова: «Из разбора «Обломова» он сделал клич, призыв к воле, активности, революционной борьбе, а из анализа «Накануне» настоящую революционную прокламацию...».

Принято считать, что в поведении Тургенева было к тому же много личного: не по душе ему «мальчишки», «семинаристы», захватившие «Современник», «подчинившие» старого друга Некрасова, но в событии этом личное от общественного не отторгается. Европейски образованный Тургенев изумлялся начитанности «мальчишки» Добролюбова, но как не посмеяться, пусть и невольно, шуткам острослова Григоровича: он, знаете ли, семинаристов даже в бане узнает без труда — от них лампадным маслом пахнет. Но словцо «семинаристы» применительно к Добролюбову, Чернышевскому и друзьям их прикрывало другое, все более входившее в обиход — «новые люди», и не запах лампадного маслица от «новых людей» отпугивает — их несговорчивая убежденность, готовность действовать, сражаться, зовущее в бой единение мысли. слова и дела, неспособность к соглашательству, то есть именно то, что и позволит Добролюбову в кратчайший срок, ему отпущенный, встать во главе самого демократического, самого революционного направления русской литературы и русской общественной мысли.

Чернышевский утверждает, что Добролюбов был самым полным представителем этого направления, и объясняет, почему именно деятельность Добролюбова ускорила раскол в редакции «Современника»: «Мне казалось полезным для литературы, чтобы писатели, способные более или менее сочувствовать хоть чему-нибудь честному, старались не иметь личных раздоров между собою, Добролюбов был об этом иного мнения. Ему казалось, что плохие союзники — не союзники».

Чернышевский вспоминает свой разговор с Тургеневым (надо только учесть, что, сравнивая себя с любимым другом, он неизменно отдает ему предпочтение): «Он (Тургенев) был тогда недоволен одной из статей Добролюбова и в заключение спора со мною о ней сказал: «Вас я могу еще переносить, но Добролюбова не могу». «Это оттого, — сказал я, — что Добролюбов умнее и взгляд на вещи у него яснее и тверже».

Добролюбов сам чувствовал, что «его труды могущественно ускоряют ход нашего развития», и «торопил, торопил время», — объясняет Чернышевский. Не только он это чувствовал, и не только Чернышевский и люди одного с ними направления. Уже первая его статья, которую принес он в «Современник» и которая его с Чернышевским свела и подружила, уже эта статья — а ведь она посвящена частному, казалось, вопросу, разбору одного из журналов XWI столетия, — обратила на себя всеобщее внимание. «Кто этот Лайбов?» — спрашивает в письмах из-за границы тот же Тургенев, приятно удивленный «дельной» статьей. Ему еще предстоит узнать автора, составившего псевдоним из последних слогов имени и фамилии.

(Добролюбов вообще постоянно прибегал к псевдонимам, часто печатался и без подписи, и не всегда по каким-либо веским причинам: свое «лидерство», как теперь бы сказали, он утверждал как лидерство мысли, слова, дела, а не как «увековечение» своего имени на журнальных страницах.)

Добролюбов сразу оказался на виду и, оказавшись, неизменно и бесстрашно вызывал огонь на себя, но благороднейшие, значительнейшие и талантливейшие из тех, кто вступал с ним в противоборство, непременно отдают должное великим его достоинствам.

Вот и Достоевский не с кем иным, именно с «г.— бовом» (тоже добролюбовский псевдоним) считает нужным спорить об искусстве и, хотя расходится с ним в воззрениях, признает: «Мы во многом совершенно с ним не согласны и прямые его противники; но уж одно то, что он заставил публику читать себя, что критические статьи «Современника», с тех пор как г.— бов в нем сотрудничает, разрезываются из первых, в то время, когда почти никто не читает критик, — уже одно это ясно свидетельствует о литературном таланте г.— бова. В его таланте есть сила, происходящая от убеждения».

(После смерти Добролюбова, через год с небольшим, Достоевский напишет: «Это был человек глубоко убежденный, проникнутый святою, праведной мыслью и великий боец за правду... Мы противоречили ему, а ведь опять-таки тогда он был бог. Вот это так авторитеты!»)

Примечательно, что последняя статья Добролюбова, «Забитые люди», посвящена Достоевскому; это своего рода ответ на его критические суждения и вместе разбор его произведений (тех, что появились до осени 1861 года — года добролюбовской кончины), разбор широкий, самобытный, нелицеприятный; нет смысла пересказывать статью, отметим лишь, что общей чертой всего созданного писателем Добролюбов считает «боль о человеке». И снова — вывод, к которому сам писатель, если и думал о нем, никак не стремился, снова углубление понятий: забитые, униженные и оскорбленные личности готовы протестовать, жаждут выхода. «Не знаю, может быть, есть выход; но едва ли литература может указать его...» — иронизирует Добролюбов, иронизирует недаром, вторая половина уже и этой фразы снята сердитым карандашом цензора: «...во всяком случае, вы были бы наивны, читатель, если бы ожидали от меня подробных разъяснений по этому предмету...»

Век Добролюбова на исходе, два месяца до рокового дня, до могилы на Волковом кладбище, рядом с могилой Белинского. Последние слова статьи звучат как заповедь: нет, не литература укажет выход — сама жизнь, настоящий день близок! «Главное, следите за непрерывным, стройным, могучим, ничем несдержимым течением жизни, и будьте живы, а не мертвы»...

...Однажды он написал стихи: измученный, усталый, одолевая крутизну, он подымается на высокую гору. Тучи сгущаются, вокруг черный мрак, и неизвестно, долгий ли путь ждет еще впереди. Благоразумие зовет его вернуться, «бежать с высокого пути» — «к золотой средине».

Но я пошел, воспрянувши душой,
Опять на верх, покрытый облаками,
И вдруг прорвал своею головой
Одно из них, и вижу — пред глазами
Раскинулся свод неба голубой
С своими вечными, живыми красотами...
Путь был свершен... Я стал вверху горы высокой
И радостно смотрел на горизонт далекой.

Какой простор!

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.