Коммунист

Пользуются и специальными методами консервации семян, которые позволяют еще реже прибегать к пересеву. И не только потому, что хлопотно работать с тысячами и тысячами образцов. Нет...

Лукьяненко знал, что живописец, начав смешивать на палитре краски, может вдруг обнаружить, что «берлинская лазурь» из новенького тюбика несколько светлее той, какой он пользовался раньше. Так и здесь. Другое солнце, другие дожди и другие почвы накладывают на растение свой отпечаток. Оно может «запомнить» его и передать по наследству. А ему надлежит пребывать в первозданной чистоте. Значит, придет пора – надо ехать за моря, горы, океаны, чтобы вновь добыть те же семена... «А что осталось еще там?» – спрашивал Лукьяненко работников ВИРа при каждой встрече и слышал в ответ невеселые новости.

Развитие промышленности, строительство новых городов, поселков, заводов, аэропортов, водохранилищ, прокладка дорог, распашка целинных земель, вырубка лесов – все это чаще и чаще приводит к нарушению исторически сложившихся связей в природе, к утрате животных и растительных видов. Несознательное, иногда массовое уничтожение диких сородичей и примитивных видов растений, а также староместных сортов, представляющих интерес в качестве генетического источника устойчивости растений к болезням и вредителям, к неблагоприятным условиям среды; утрата такого генетического материала стала бедой века.

Горестно, конечно, потерять растения, которые, будучи окультуренными, смогли бы служить людям, но здесь есть и другая важная и многосложная сторона проблемы. Люди слишком долго ошибались, полагая, что коль волк – хищник, то его надо истреблять повсеместно и полностью, а если трава мешает расти ржи, то «сорную траву – с поля вон». Не, оказывается, олень, за которым не охотится волк, – это уже совсем не тот олень.

Еще Н. И. Вавилов доказал, что только в процессе сопряженной эволюции растения-хозяина и его паразита создаются формы, обладающие устойчивым иммунитетом против своего врага. Значит, и пшенице нужны свои «волки», свои болезни, которые убивают слабых. В 1924 году Вавилов выявил в Афганистане очаги примитивных форм ржи, моркови и ряда других культур, способных сослужить службу селекции. Лукьяненко заинтересовался их судьбой, но узнал с горечью, что ничего этого уже нет, что в Турции исчезли сотни разновидностей мягкой и твердой пшеницы, в Эфиопии – многие виды ячменя, а засухоустойчивые сирийские пшеницы вытеснены широко рекламируемыми привозными сортами.

Нигде не было такого разнообразия дикорастущих сородичей пшеницы, ржи, ячменя, овса, как у нас. Объясняется это близостью Советского Союза к основным центрам происхождения культурных растений. Только на Кавказе насчитывалось свыше 300 видов диких, их предков. В Азербайджане и Дагестане произрастали оригинальнейшие группы хлебных злаков – особенно твердых пшениц, – не свойственные ни одному району земного шара.

Но и сюда человек уже вторгся со своими стройками, плугами и новейшими сортами.

Как же спасти мастерскую природы и не потерять ни одну из натуральных ее красок? Сколько бы ни размышлял об этом селекционер, ответ был однозначен, он заключался в идее сочетания нетронутой, заповедной природы, куда путь открыт только специалисту, буферных зон, где разрешается туризм и регулируемая охота, а также искусственных местообитаний с полями, пастбищами, фермами, дорогами, городами, промышленностью и т. д. Заповедные места и буферные зоны, конечно нее, потребуют значительных территорий. Нужда же в продуктах питания при этом останется не меньшей.

Раз вторгшись в тайну злаков, заселив своими сортами обширные просторы, Павел Пантелеймонович понял, что сокровища природы, столь нужные для обеспечения селекции чистыми «красками», можно сохранить только серией последующих рывков – надо сделать реальностью урожаи в 100 центнеров не в отдельных благоприятных условиях, а на производственных полях.

Вот несколько разрозненных записей его раздумий:

«Когда человек серьезно размышляет, у него нет времени на пустые разговоры... Я поднимал свои сорта, как кирпичи поднимают здание...»

«Самый строгий судья в нашем деле – собственная совесть. Как она велит, так и надо делать. Совесть! Совесть... Только незадачливая мать выпустит своего ребенка на люди неумытым, неприбранным или полураздетым...»

«...Год за годом селекционер сталкивается с новыми задачами и загадками. Труд его – извечный поиск».

«Наука – не религия, где все решается верой или неверием, безоговорочным навязыванием своих убеждений инакомыслящим. Бог науки – факт»...

На многих примерах он видел, как редко удается к уборке иметь на каждом квадратном метре поля в среднем больше 500 продуктивных колосьев. Они содержат примерно по 30 зерен. Отсюда и урожаи порядка 50 центнеров.

Иметь тысячу колосьев? Не удастся! Хоть перед началом колошения их бывает и по полторы тысячи. Но... сохнут, сбрасываются. Им здесь тесно. Что ж, пусть останется 500. Только больших, весящих не по одному, а по два грамма.

Значит, еще ниже, чем у «безостой-1», должен стать стебель, чтобы не расходовать питательные элементы на солому. Еще выше отзывчивость на влагу, удобрения, на хорошие предшественники. Еще больше устойчивость против болезней, вредителей. Колос должен удлиняться, зерно стать крупнее.

В готовом виде ни одна из форм не имела таких признаков. Они были у разных пшениц только обозначены. И он решил постепенно достигнуть такого соединения, чтобы извлекаемые им достоинства в гибриде оказались намного лучше, чем у исходного материала... Немыслимо?! Да, это все равно, что от смешивания синего с желтым краска стала бы одновременно и зеленой, и была синее ультрамарина, и желтее стронциановой.

Для гибридизации Лукьяненко взял теперь в свой «этюдник» еще и пшеницы немецкой и итальянской селекции, у которых колос продуктивнее, чем у «безостой-1». Однако они не отличались зимостойкостью, плохо переносили засуху, поздно созревали и не отличались хорошими хлебопекарными качествами. Поэтому пришлось применять индивидуальный отбор. Наконец среди гибридов начали появляться устойчивые формы, превосходящие исходный материал. Среди них выделили первые две линии, которые получили названия «Аврора» и «Кавказ».

Не менее трех лет полагается испытывать новую пшеницу на государственных сортоучастках, чтобы сравнить ее с местными сортами и определить районы возделывания. Лукьяненко предупреждал, что не надо спешить с выводами, что «Кавказ» и «Аврора» предназначены для мягкого климата, им нужна повышенная обеспеченность влагой, высокое плодородие. Заменить «безостую-1» они не смогут, а только дополнят ее. И на площадях значительно меньших.