В ту пору молодой коммунист Лукьяненко выписал на память слова Джонатана Свифта о том, что человек, которому удастся взрастить два колоса на месте, где рос один, заслуживает благодарности человечества, и добавил: «Вопрос о двух колосьях вместо одного – самый жгучий, самый коренной политический вопрос, который предстоит решить нашей стране, чтобы избавиться от голода. Люди не должны думать о хлебе, как не думают о воздухе, которым дышат, о воде, которую пьют...»
Павел Пантелеймонович выбрал на перспективу метод внутривидовой гибридизации мягких пшениц и направленный индивидуальный отбор. Для реализации идеи был взят принцип скрещивания географически и экологически отдаленных форм, а также повторные скрещивания молодых гибридных сортов с другими культурными сортами. Он считал, что от скрещивания географически отдаленных форм сможет получать более жизненные, пластичные гибриды с широкой наследственной основой.
А потом о целых годах поиска говорил друзьям:
– Неудачи, сплошь неудачи... Я, кажется, разучился улыбаться...
Если синюю краску смешивать с желтой, то получишь зеленый цвет. Чем больше синей краски, тем зелень гуще, и наоборот. Селекционер, «смешивая» два сорта, тоже получает форму, среднюю между ними. Но ему надо отсечь недостатки родителей и соединить только достоинства. Увы, это далеко не всегда удается. Здесь надо обладать искусством из великого множества выбрать наилучшее сочетание пар.
Это как в живописи. Близко-близко вы видите на полотне нежно-розовое женское лицо, здесь даже просматриваются следы кисти. Но вот вы отдалились от картины и в изумлении останавливаетесь. Лицо, оказывается, чуть тронуто золотистым загаром. Почему?! Просто под нежно-розовый тон мастер чародейски положил «сиенну жженую», и лицо засветилось живым загаром.
Потому-то неулыбчивый человек дерзко записал:
«Вообще идеал таков: максимум энергии формированию зернаколоса, минимум – стеблю, ости. И если растение зимостойко, не боится ржавчины и других болезней, то это – чудо-злак, чудо-пшеница... И такая пшеница будет! Я дам ее!..»
Селекцию озимой пшеницы Лукьяненко направлял на выведение раннеспелых – чтобы успевали созреть до засухи, – устойчивых к ржавчине сортов с крепкой соломиной, крупным колосом, «узким» отношением зерна к соломе и высоким качеством зерна. Его список самых важных требований к сорту разросся до 26 пунктов. При этом некоторые признаки рассматривались как комплексные. Так, новые сорта, например, по его мысли, должны были обладать групповой устойчивостью ко всем видам ржавчины.
В пределах каждой комбинации скрещивания велась в огромных масштабах. В колосьях опыляли до 2 тысяч цветков, с тем, чтобы в первом поколении иметь сотни растений, а во втором – десятки и сотни тысяч.
Как часто нам кажется по неведению, что хлеб – это то, что посеяли, а потом выросло. Так ли? Так и... не так. Так – потому, что хлеб действительно каждый год новый. Нет – потому, что в каждом зернышке сплавились далекое и недалекое прошлое, слились параллели и меридианы. Где бы мы ни жили, но хлебом Лукьяненко связал нас со всей планетой так крепко, как еще не связывал никто.
Вот документальные сведения. Для скрещивания с озимыми сортами он привлек яровые формы пшениц южноамериканского происхождения – очень скороспелые аргентинские сорта «Клейн-33» и «Клейн-34», привезенные из путешествий Н. И. Вавиловым. Сам Лукьяненко подчеркивал:
«Помимо скороспелости, аргентинские пшеницы нас интересовали как сорта, специально выведенные для комбайновой уборки. Они имели крепкую неполегающую невысокую соломинку, неосыпающееся зерно, очень высокую устойчивость к бурой ржавчине и более продуктивный, чем у китайских и индийских скороспелок, колос».
После серии «скороспелок» Лукьяненко создал «раннюю-27», «раннюю-28» и «безостую-4». Но только в 1951 году удалось отобрать то элитное растение, с которого началась «безостая-1». Лукьяненко писал о ней:
«В родословной сорта «безостая-1» приняли участие пшеницы весьма отдаленного географического и экологического происхождения, относящиеся к культурным сортам разных стран и континентов. Сорт «Клейн-33», являющийся отцовской формой в данном скрещивании, был выведен с участием итальянского сорта «Ардито», в свою очередь, полученного от скрещивания европейской мягкой пшеницы с типичной низкорослой японской формой «Акагомуги», передавшей низкорослость сорту «Клейн-33». При последующих скрещиваниях этот признак передался и сорту «безостая-1».
Нетрудно представить, какой бедой в обширную и ювелирную эту работу ворвалась война. Беженцы на дорогах, обезумевший, ревущий скот, бомбежки... Ему тоже пришлось уходить на Восток, чтобы спасти сумочки с драгоценными семенами. Едва обоз перебрался на другой берег Кубани, как саперы взорвали мост: в город уже входили гитлеровцы. А там, не спросясь отца и мать, остался младший Генка. Остался мстить захватчикам.
...Среди деревьев в институтском парке давно высится черный гранитный обелиск со скорбным списком павших. Первым выбито имя сынишки: Г. П. Лукьяненко. Гитлеровцы расстреляли патриотов 12 февраля 1943 года – в день освобождения Краснодара.
Тяжело сыну терять отца. Еще тяжелей отцу потерять сына. Лукьяненко поседел, с головой окунулся в работу, чтобы хоть так забыться.
Полине Александровне тяжко говорить о той поре: «Горе, большое горе. Ушли в работу. Ушли в работу и тем мстили врагу за гибель сына. Мы очень тщательно отрабатывали сорта. Да еще восстанавливали разрушенные дома, лаборатории. Выравнивали поля – они были изрыты окопами, воронками от бомб. Павел Пантелеймонович действительно замкнулся. Он очень тяжело переживал гибель сына. Но никому не говорил об этом, не жаловался, все переживал в себе. И это сказалось на его сердце. Оно стало болеть у него».
В его записях про это ни слова. Там не о личной драме, там о другом:
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.