Коловерть

– Наша теперь земля... нету таких законов, штоб иметь больше тыщи десятин... Шабаш... равноправенство...

– Ты не имеешь права пахать чужую землю. .

– И ему права не дадены степью владеть. Мы на солончаках сеем, з он позанял чернозем, и земля три года

холостеет. Таковские есть права?

– Брось пахать, отец, иначе я прикажу атаману арестовать тебя.

Пахомыч повернулся круто, закричал, багровея и паралично дергая головой:

– На свои кровные выучил... воспитал... Подлец ты, сучий сын!

Аж зубами скрипнул позеленевший Михаил.

– Я тебя, старая!

Шагнул к отцу, кулаки сжимая, но увидал, как Гришка, ухватив железную занозу, бежит через пахоту прыжками, и голову вбирая в плечи, не оглядываясь, пошел на хутор.

У Пахомыча хата саманная. Частокол вокруг палисадника ребрами лошадиного скелета топорщится.

С поля приехали Григорий с отцом. Игнат баз заплетал хворостом, подошел, и от рук его пахуче нанесло пряным запахом листьев лежалых.

– Нас, Григорий, в правление требуют. На майдане сход хуторной.

– Зачем?

– Мобилизация, говорят... Красногвардейцы заняли хутор Калинов.

За гуменным пряслом меркла, дотлевала вечерняя заря. На гумне в во-роже рыжей половы остался позабытый солнечный луч, ветер с восхода ворохнул полову и луч погас.

Гришка коня почистил, зерна задал. На крыльце кособоком вдовий Игнат с сынишкой шестилетним своим возился. Глянул мимоходом Гришка в глаза братнины, от смеха сузившиеся, шепнул:

– Ночью надо уезжать в Калинов, а то тут замобилизуют...

Матери, выгонявшей из сенцов телку, сказал:

– Белье достань нам с Игнатом, маманя, сухарей всыпь...