На доску Феофана ложилась точная цветовая гамма византийских икон, из-под кисти появлялись величавые старцы с тяжелым, приковывающим к земле взглядом, осуждающим и карающим. Лицо Феофана было торжественным, выдавая настроение живописца и вдохновенное торжество его кисти. Он рисовал и одновременно чувствовал свою причастность к этим святым, к их делам на земле и на небе. Он гордился этим и не скрывал своей причастности...

Притомилась рука Феофана. Опустил он кисть, полюбовался тем, что сотворил, потом повернулся, чтобы поглядеть на работу Андрея, и от неожиданности замер... Нет, не увидел он лица чернеца и послушника, вдохновенно кроткого, прикоснувшегося к царству святых, отрешенного от земных дел и приобщенного к святому таинству! Феофан испугался, ибо увидел лицо, светящееся счастьем, каким-то греховным наслаждением. Он перевел свой взгляд на прориси Андрея и удивился еще более... Он увидел апостола Петра приветливым и ласковым! И совсем земным! Краски Андрея передавали живую и подвижную мимику лица, будто вот-вот апостол обратится к следующей за ним толпе, уверенный, что его услышат и поймут! Весь его облик говорил о добром и страстном призыве, которым можно наставить людей на истинный путь... О боже! Феофан узнал в облике Петра... отца Сергия!

Мудрый Феофан понял все до конца, когда увидел стоящую рядом доску – законченную икону Богоматери. Богоматерь смотрела на него глазами... княгини Евдокии. Феофан понял все: он понял, что уже не может учить Андрея Рублева, что так рисовать может только вдохновленный богом человек! И еще понял умный старец, что сам он любит бога, а Андрей – людей.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.