Кисть – радуга

Геннадий Семар| опубликовано в номере №1187, ноябрь 1976
  • В закладки
  • Вставить в блог

Пригоршней отец Сергий подцепил водицы и брызнул на крыльцо. Затем он и другие иноки с негромкой молитвой вошли в сени, а за ними князь и княгиня. В горнице все расположились полукругом, обратив лица в красный угол, где блестели под лампадами лики святых, писанные Феофаном. Звуки и запахи смешались, создавая торжественную атмосферу.

Андрей впервые видел, да еще так близко, князя Владимира Андреевича: у князя нос с горбинкой, борода небольшая, густая, на вид крепкий, еще молодой, а волосы седые. И сразу нее Андрей представил себе Куликово поле и мчащийся из засады Серпуховской полк, а впереди него князя Владимира Андреевича с мечом, высоко поднятым над головой...

IV

Не успели все после молебна расположиться в трапезной, как распахнулись двери, вбежал дворский и что есть силы гаркнул:

– Великий князь Дмитрий Иванович!

Владимир Андреевич улыбнулся и негромко сказал отцу Сергию:

— А ведь захворал было...

— Бог милостив, – ответил тот.

Серпуховской князь поднялся и шагнул навстречу московскому. Все встали, братья обнялись для порядка, хоть и расстались после охоты совсем недавно. Владимир Андреевич усадил брата на свое место, рядом с ним – свою жену Марью, сам же сел по его правую руку рядом с женой брата – Евдокией Нижегородской, которую сердечно уважал за ум и красоту... Андрей долго не мог оторвать взгляд от княгини Евдокии, любуясь нарядным нижегородского покроя платьем из заморских парчовых тканей – сарафаном и душегрейкой, украшенной позументом и золотым шитьем. Дополняли наряд кокошник, расшитый золотыми нитями, жемчугом и каменьями, жемчужные серьги и ожерелье...

Владимир Андреевич подал знак, и прислуга наполнила серебряные чаши медовой брагой. Как бы продолжая молебен, заговорил отец Сергий. Он отхлебнул из кубка и негромко сказал:

– Добрый мед, дети мои!.. Добрый он еще и потому, что пьется за этим гостеприимным столом в этом новом тереме князя Владимира Андреевича Серпуховского. Здесь в Москве он народился, здесь и дом его. Все мы пришли разделить радость, как делили вместе и горе... Мне, старику, особо по нраву видеть братьев рядом, в добром здравии и в содружестве, а вокруг них – сотоварищей – удельных князей большой московской земли...

Впервые Андрей присутствовал при таком застолье. Все здесь было диковинно и хорошо. Вот только князь Дмитрий и вправду, видно, нездоров – бледен и невесел. Недаром слух в народе ходит, что рана, полученная на Куликовом поле, здоровья его лишает! Сейчас князь Дмитрий Иванович внимательно слушает отца Сергия... Вот так слушал он его тогда, перед великой сечей. Голос у старца не сильный, но приятный.

– ...Восстали из пепла города русские так же, как этот терем, и никому никогда не покорится наша земля. Я обращаюсь к князьям удельным: стройте, выше стройте монастыри-крепости по всей нашей земле, и пусть они стоят на страже, пусть чернецы защищают нашу землю, как богатыри Пересвет и Ослябя! Испейте чашу доброго меда, братия, во славу русской земли, во славу наших князей – Дмитрия Ивановича Донского и Владимира Андреевича Храброго... Стоять этому терему многие лета!

– Славься! Славься! Во веки веков! – потрясли терем богатырские голоса, среди которых был и голос молодого инока Андрея Рублева. Андрей ни с того ни с сего вдруг подумал: а почему отец Сергий – Радонежский? Еще отроком бродил он по светлому лесу Радонежскому, что вокруг монастыря Троицкого... Но ведь есть слово «радо», что значит «совет»?!

Думы Андрея прервал голос женщины. Это подняла свой кубок Евдокия Нижегородская. Она, как и отец Сергий, сначала пригубила меду, а потом заговорила... о мастерах, которые расписали этот терем. Чудно Андрею слушать женские речи. Хоть и ходила молва об уме Евдокии, но ни Андрей, ни Феофан, с которым они переглянулись, и представить себе не могли, сколь много знает эта женщина... Слышал Андрей, что она искусно расшивает пелены, что собирается поехать в Византию, как говорится, себя показать и людей посмотреть...

А тем временем княгиня славила мастеров, построивших этот терем и расписавших его. То ли от выпитого меда, то ли от слов княгини замерла душа Андрея, он почти ничего не слышал, лишь догадывался, о чем она говорит. Наконец он услышал свое имя.

– ...Сколь дивны узоры эти, – говорила княгиня, поводя рукой и как бы предлагая всем полюбоваться росписью трапезной. – Так писали и налги предки – киевские изографы... Ярко, нарядно, празднично! Наслышана я о мастере Феофане – зело большой мастер! Наслышана уже и об иноке Андрее Рублеве, только видеть его не приходилось... Здесь ли он? Встань, покажись, добрый молодец! Не ты ли расписал эту палату?..

Зарделся Андрей, встал, поклонился, глаза поднять не смеет. Взглянул только на отца Сергия, а тот довольно головой качает да приговаривает: «По заслугам! По заслугам!»

А потом услышал Андрей совет дельный из уст умной женщины:

– Не возгордись, молодец, не дай гордыне одолеть себя. Этого и народ не прощает, и сам себе добрый человек простить не может.

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.



Виджет Архива Смены

в этом номере

«Обостренное чувство родины…»

Размышления о рукописи М. К. Луконина