Подросток...
Осталась за плечами счастливая безоблачность детства. Впереди – трудные, ни для кого заранее не протоптанные дороги к людям и к самому себе, впереди – открытия и потери, радости и тревоги, будни и праздники. Все то, что называется бесконечно емким словом «жизнь».
О подростках иногда говорят: «трудный возраст». Наверное, «легкого возраста» после расставания с детством вообще не существует. И все же, да, трудный... Новые понятия, интересы, порывы и стремления лавиной обрушиваются на человека, чей характер только формируется, на человека, еще не готового найти собственные, самостоятельные ответы на тысячи и тысячи вопросов, которые ставит жизнь. Ему нужна помощь – не унылым назиданием, не прописной истиной, не снисходительным похлопыванием по плечу. Он ждет совета и доверия. И какой неизмеримый вес обретают опыт, мудрость, доброта, цельность натуры старшего товарища – школьного учителя, мастера производственного обучения, преподавателя техникума, наконец, внимательного отца или доброй матери, всех, кто стоит рядом. Как важно, чтобы внимание педагогов и родителей, трудовых коллективов и комсомольских организаций было конкретным, а забота неформальной, чтобы тот, кто находится у порога большой жизни, сформировался как гражданственно активная личность, человек, владеющий комплексом нравственных завоеваний нашего общества, чтобы нашел точную соразмерность между «я» и «мы», чтобы словом и делом был готов и способен утверждать свои взгляды, свою убежденность. Перед тобой сложный, многогранный, огромный мир. Шагай уверенно, товарищ подросток!
И снова двери классов – за исключением нашего, где были только мы двое, – распахнул звонок. Она взглянула на часы. Ее энергичный, я бы даже назвал его вдохновенным, рассказ подходил к концу.
– Я не думала, хорошо это или плохо. Рискую я или все сойдет гладко. Эксперимент так эксперимент. То есть «эксперимент» – это, наверное, слишком громко?
Я не ответил на этот чуть-чуть риторический вопрос. Я мог бы сказать Лидии Павловне: нет-нет, вы правы, учительствовать по прошлогодним тетрадям, конспектам, методикам еще, пожалуй, можно, но вот воспитывать – нельзя. И приходится искать, пробовать, рисковать... Но я мог бы сказать и другое. «Что ж, – сказать, – вы не ошиблись, Лидия Павловна: в педагогике это слишком громко- – эксперимент». В другой школе, в другом городе, с другим человеком, старым педагогом, сидели мы вот так же в пустом классе и говорили – о дерзании, об эксперименте. «Это в естественных науках эксперимент хорош. В физике твердого тела, например, – говорил мой собеседник. – А наша наука, педагогика, сверхъестественная. «Тела» в нашей лаборатории нетвердые, хрупкие, нежные...»
Что же все-таки я мог ответить Лидии Павловне на ее вопрос? Да и требовал ли он ответа?
...Войдя однажды после урока в учительскую, Лидия Павловна услышала: «...такой хулиган, просто отъявленный! В детской комнате на учете. Что же вам еще? Прямо не знаю, что с ним делать». Лидия Павловна вступила в разговор. И у нее в классе, сказала, есть один, ничуть не лучше. Предложила: давайте переведем вашего ко мне. А моего – к вам. Пересадим, так сказать, в другой грунт... Вот это и было тем, что Лидия Павловна назвала экспериментом.
Вероятно, Лидии Павловне он удастся. Хоть и молодой еще педагог, она окружена всеобщим признанием: директор, учителя, родительский комитет, даже шефы считают: «Это педагог». А «хулиганам» всего-то по десять лет, учатся они в четвертом классе, все у них впереди, почему же не рассчитывать на успешный исход эксперимента? Да и вообще все, что лежит в будущем, возможно. Вот в прошлом – это уже другое дело...
В прошлом – недавнем – был класс. 8-й «Г». Дружный. Сильный, как говорят в школе. Вела этот класс Лидия Павловна, с первого и по восьмой. Когда перешли в пятый, она закончила педагогический. Заочно, без отрыва от своего класса, своего выпуска. Были радости, были огорчения, конфликты с учениками, беседы с их родителями, спокойные или шумные разговоры с коллегами в учительской Много чего было – все-таки восемь лет жизни. Выросли мальчишки. Вытянулись девчонки. Росла и она вместе с ними – педагог, преподаватель русского языка и литературы, классный руководитель – руководитель класса, если переставить слова. О, она умела держать класс в руках. Урок и перемена, классный час и школьная линейка, сочинения, очень откровенные («Что я думаю о своем друге») и основательные, «учебные»: «Лишний человек» в произведениях Пушкина, Лермонтова!.. Тишина. Впрочем, и шум, конечно, рабочий шум, который не вопреки дисциплине, а в подтверждение ее... И так год, другой, третий. Без промахов, без срывов. Как часы. Весь класс. Абсолютное большинство. Только двое, пожалуй... Эдик Белан, Саша Проскура так и шли против часовой стрелки. И ушли.
А «часы» побежали дальше.
8-му «Г», как сильному, спаянному, примерному классу, в порядке исключения разрешили устроить что-то вроде выпускного вечера. Чай, торты, музыка, танцы, песни в кругу – под гитару. «А давайте, – предложил кто-то, – соберемся через восемь лет! Ровно через восемь! И в том же составе!» То есть как в том же? Без Белана, значит, без Саши Проскуры? Или с ними, формально не дошедшими до выпускного вечера, но «своими», навсегда скрепленными с ребятами великим словом «однокашник»?
— А что наши выбывшие? – спросила Лидия Павловна.
— В ПТУ, – ответили ребята.
— Это я знаю. Как они устроились? Довольны?
— Довольны, – ответили ей.
— Я же говорила: из них выйдут неплохие рабочие.
Ответом было молчание. А что же тут сказать? Кто, значит, в инженеры, в ученые, а кто – в рабочие. В неплохие, правда... Нет, лучше уж оставить этот разговор. Перенести его. На следующую встречу – через восемь лет, когда ясно будет, что же из кого выйдет... Так что они, такие откровенные в своих «вольных» сочинениях, на этот раз промолчали. А она, квалифицированный, окруженный всеобщим признанием педагог, почувствовала вдруг, что вот он и отходит, отошел от нее дорогой ее класс, ее выпуск...
А здесь, в городе Магнитогорске, слово это – ВЫПУСК – имеет особое значение.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Размышления о рукописи М. К. Луконина
Роман