Рассказ
Животные беспокоились — это было видно с первого взгляда. Даниэль наблюдал за шестью белыми меховыми комками через стекло.
Этого только не хватало! Как только одно из подопытных животных сдохнет — тут же вскрытие, бактериологический анализ и бог знает что еще. И все это в пятницу, когда работа официально должна быть запрещена. Бесчеловечно.
И осенний день был отнюдь не мокрый и не грязный! Через двойное оконное стекло он мог глянуть прямо в лицо осени, озаренной мягким, немножко даже сентиментальным солнцем той осени, которая небрежно выкрасила газоны (садовник явно не перетрудился) в насыщенно зеленый цвет и обрызгала их желтыми и красно-коричневыми кляксами первых опавших листьев. Асфальтированные тропки вели к зданию научно-исследовательского института.
Такой октябрь манил в леса, напоенные прохладным белым молоком утреннего тумана, тянул в луга с сине-фиолетовыми безвременниками, к одиночеству. Даниэль вынудил себя улыбнуться, он — дитя пыльно-равнодушной городской зелени, и вдруг такие мечты! Он хорошо знал себя, был в меру разговорчив, общителен и придерживался взгляда, что каждая минута, не проводимая человеком по-своему, утеряна навсегда. И этой минуты жаль, потому что жизнь только одна и наверняка короче, чем могла бы быть.
Иногда он даже с удовольствием входил на свой второй этаж иммунологического отделения; его работа во многом совпадала с темой кандидатской диссертации, которую он решил защитить как можно скорее.
Он сгреб с обшарпанного стола блокнот и ручку и сунул их в коричневый портфель. Бумаги с записями, журналы и масса прочего хлама остались лежать на столе. Стол Марцелы, стоявший рядом, являл собой зрелище порядка в любое время дня. Только вот Марцела никак не могла упорядочить собственные мысли и скорее всего не ведала, для чего следует использовать жизнь.
Но потом он снова отложил портфель. Только две-три белые крысы бегали и принюхивались, остальные сидели, не двигаясь, и Даниэль видел их прерывисто вздымающиеся бока. Животные явно дышали через силу.
Он понимал, что случилось что-то неожиданное и чрезвычайное, но все еще медлил с решением. В дверях показались набитые сумки, а за ними замызганный плащ Марцелы Тучековой.
— Привет, Дан, — отдышалась она. — Бананы давали.
«Никаких потрясений. Все это будет поглощено семейством в составе четырех членов за субботу и воскресенье, — подумал Даниэль. — Четыре желудка — сколько раз они наполнятся и опорожнятся?»
— Ты не поверишь, сколько у нас едят моркови. Иногда мне кажется, что я в крольчатнике. (Ее улыбка должна была изобразить раздумчивое извинение, но Даниэль почувствовал в ней гордость.)
Итак, семейство: Павел Тучек, кандидат наук, начальник отдела геофизического института. Лет примерно тридцать пять. Особая примета: ест морковь. Мамаша Марцела Тучекова, врач общей медицины, через полгода кончает кандидатскую. Тридцать два исполняется в августе. Особая примета: молодость ушла. Павлик и Петричек, «тученята». Воспитанники детского сада. Особая примета: с жадностью уничтожают морковь.
— А что это с нашими зверюшками, Даничек?
Он был на три года моложе, так что играл социальную роль самого большого «тученка». И научился использовать это.
Сумки, которые она еще держала, рухнули на пол.
— Похоже на коллапс, — ответил он спокойно.
Один из белых комочков вдруг перевернулся на спину. Смешно, что Марцела уклоняется от этого зрелища. Не глядеть правде в глаза? Ну и ну! Его охватила злоба.
— Чем дальше, тем им становится хуже, — заметил он.
— Мы должны кого-нибудь позвать, — встревоженно сказала Марцела.
— Пожалуй, не стоит.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Навстречу XXVII съезду КПСС
Телекамера в зале суда крупным планом взяла несчастное лицо Сергея Усенко
Отечество