В этом доме ложатся спать по городской привычке поздно. Дом стоит на самом краю Марьина, но в самом центре Марьинского общего внимания с тех пор, как переехала в него издалека, из Сибири, большая семья Андреевых.

Сейчас в доме тихо, как по-особому бывает тихо в доме, где много детей угомонились разом. Иван, прежде чем свет зажечь, старательно, наглухо завесил окна одеялами, я про себя удивился, а Вера поняла:

— Не удивляйтесь. Им это странно, когда поздно не спят. Они и про это потом сплетничают... А вы ничего такого не заметили?

— Да нет, не заметил.

А сам слукавил. Добравшись до Марьина, я долго вышагивал до андреевского дома и, конечно, дорогу выспрашивал, и меня расспросили, не родственник ли и вообще, кто такой, а узнав, кто, молодая бойкая женщина радостно почему-то напутствовала:

— Вот-вот! Ступайте! И напишите про них опровержение!

Иван пришел в дом, когда старшему, Косте, было десять лет. Вера говорила с детьми по-взрослому, готовя их к этому, и приняли его хорошо: через месяц уже звали «папкой». Пацанам нужен отец, что тут рассуждать, к тому же ребята видели, что с приходом Ивана стало матери легче по хозяйству, чувствовали, что мама любит отчима, и им передавались ее любовь к нему и благодарность.

От новых друзей, заведенных уже с Иваном, первый Верин брак не скрывали, потому что, по Вериному убеждению, таиться хоть в чем — привычка нечестных и нечистых людей. В Марьине же первый брак почему-то стал сразу предметом пересудов. Дело представляли так, будто Вера скрыть его желает, вот и ездит по стране — ан нет, не скроешь, ведь даже невооруженным глазом видно, что первые двое у Андреевых как смоль, а Вера с Ваней сами-то беленькие.

Хотя таиться Андреевым было не в чем, а жила все же в их семье тайна, которую разведали и по селу разнесли. Но это тайна, какую хранить не грех, а именно долг — во имя благополучия детей. Когда андреевских ребят устраивали кого в садик, кого в школу, местный фельдшер по медицинским картам поняла, что две девочки у них — двухгодовалая Оля и десятилетняя Катя — удочеренные. На другой же день об этом знало все село. «Странно это все и подозрительно, — решили в Марьине. — Ладно бы своих не было, но ведь своих-то .четверо!» Версий тут сложилось множество. Одни говорили, что раз при переселении в Нечерноземье платят деньги на каждого члена семьи рублей по тридцать, что ли, то Андреевы удочерили чужих детей исключительно ради своей материальной выгоды. Другие предполагали, что Андреевы затеяли над детьми какой-то воспитательный эксперимент, а своих на это жалко. Были и третьи, и десятые, были, конечно, и такие, что относились к приезжим с симпатией и сочувствием, но уж так несправедливо повелось издавна: у злопыхателя язык длинен, и энергия в нем бурлит, и он перекричит без труда хоть десяток доброжелателей.

Чем обернулась в Марьине болтливость, числящая себя правдолюбием, — об этом после. А сейчас о другом. Все годы после развода со своим первым мужем, Виктором, Вера с ним словно спор вела. Не словами спорила, а поступками. По ее, Вериному, убеждению, не должна на земле побеждать корысть, и если отношения между людьми строятся на расчете и выгоде, то грош цена им — ненастоящи они и недолги. Ей казалось, что Виктор когда-то поймет, что он живет не так и не теми людьми себя окружает, что настанет день, и, скажем, от него отвернутся друзья. Но все в его жизни получалось складно, и хватало ему всегда и друзей, и успехов. И так часто, вопреки ожиданиям Веры, он оказывался прав там, где должен был ошибаться. Он людям не верил, да они нередко и не были достойны веры — вот в чем беда.

Однажды в дверь постучалась женщина с заплаканными глазами. «Погорельцы мы», — тихо сказала, кивнув на мальчишку лет восьми, рядышком топтавшегося с опущенной головой. Вера кинулась за кошельком, а Виктор сказал громко — самое страшное, что громко сказал, — чтобы и они слышали: «Не верила бы ты этим сказкам. И до получки, учти, неделя». У Веры — кровь к лицу. Выгребла из кошелька все, что там было. А потом — в слезы. Когда отревелась и смогла говорить, только и сказала:

— Нам не прожить вместе долго.

А через месяц у гастронома встретили они эту самую женщину веселой и пьяной...

Случилось как-то и такое. У Виктора появился приятель, с которым они сошлись быстро и близко. Жора часто приходил в их дом и всегда с цветами. Однажды Вера полушутя упрекнула Виктора в том, что от собственного мужа цветы она получает куда реже. Виктор рассмеялся: «Зато от собственного мужа цветы настоящие. А эти — дежурные, рабочие...» Виктор не рассказывал ей много, но со временем она поняла, что с Жорой их связывали какие-то сложные отношения, что тот Виктору чем-то очень обязан, и эти цветы — часть той платы, которую назначили они, не сговариваясь.

Ну, не должно же быть так между людьми! Не должно! Так Вера себе говорила. И ему говорила. А он отшучивался: «Опять ты о чем-то этаком. Мы ведь не в пионерлагере на диспуте».

Он не хотел много детей. Он говорил, что много детей — это от баптизма или слабоумия. Разные были они. Совсем разные люди.

Несколько лет прошло после развода (благо, в повествовании не как в жизни, можно несколько лет пролистнуть, словно страницы), и вот у Веры большая семья: выйдя замуж за Ивана, родила она ему двоих сыновей-погодков, пообещала еще родить и дочь. Квартира у Андреевых в три комнаты, в сравнении с общежитиями, где пришлось пожить Вере, и «углами», что снимать приходилось с двумя детьми, — прямо хоромы.

Про те несколько лет с Виктором Вера вспоминать не любит. Вот и мы «пролистаем» их. Только скажу: встречалось на пути разное, и плохого много, верила пылко, как умеет она, и ошибалась, загадывала, а не сбывалось... Так изменилась ли она?

Знаю одно: если теперь к ней постучаться в дверь: «Погорельцы мы», — она снова, как много лет назад, поможет, не раздумывая и не вспоминая горьких уроков.

В этом сибирском городке, где после долгих мытарств устроилась Вера, жилось им с Иваном мирно, радостно. Тут Вера нашла то, к чему долго стремилась: понимание людей, которым всецело можно довериться. К тому же, как никогда, увлеклась своей новой работой. По образованию Вера — учительница истории, но теперь работала в детском садике. Когда у самой появились малыши, перевернула горы книжек о раннем детстве, знания эти, конечно, пригодились и в садике, и о ней скоро стали в городе говорить как о хорошем специалисте.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.