«Какие они дети – им по четырнадцать уже!»

Станислав Токарев| опубликовано в номере №1253, август 1979
  • В закладки
  • Вставить в блог

Если я в нем совсем разочаруюсь, это будет трагедия всей моей жизни. У нас его зовут по-разному. Михал Михалыч – это мы и при нем. Михалыч – другие тренеры. А мы между собой – Михмих и «Эм в квадрате». Он на самом деле почти квадратный, ему уже много лет, почти сорок, а он до сих пор рондат-фляк-бланш делает и угол так держит – просто прикол. В детстве, когда я только пришла в спортшколу, я на него смотрела, как не знаю на кого – как на волшебника. Он спросит что-нибудь, а я сипну, хрипну, слова сказать не могу. Он потом смеялся: «Я целый год не знал, какой у тебя голос». Мама спрашивала: «Кто тебе ближе, учителя или тренер?» – и я говорила, что, конечно, тренер, и прямо молилась, чтобы она не спросила, кто дороже – они с папой или тренер, потому что, если не врать, я тогда могла ответить: «Тренер».

Он сильный, ловкий, когда он страхует, ничего не боишься, я бы, наверное, двойное сальто с ходу могла тогда скрутить, если бы он захотел. Но он говорил: «Танек, не будем торопиться, всему свой срок, фрукты-овощи должны поспеть». Это у него присловье – «фрукты-овощи», он нас так называет, когда у него веселое настроение: «Ну что, фрукты-овощи, все собрались? В одну шеренгу стройся!»

Он с нами запросто, не как некоторые учителя, которые хоть тебя на «вы» называют, все равно подчеркивают, что они выше. А он – рядом.

Потом он выступал с Титовым, Шахли-ным, Столбовым. Шахлин даже был один раз у нас в школе, а перед этим мы зубрили его имя-отчество, довольно-таки трудное – Борис Анфиянович.

Вот такой у нас Михмих, а потом произошло несколько случаев, от которых я начала меньше его любить и уважать.

Во-первых, в спортлагере я стала дружить с одним мальчиком из нашего волейбольного отделения, он меня на год старше, его зовут Сережа, а ребята – Серый, Серенький, он у них в команде распасовщик, и все его уважают, тем более это редкий в любой команде человек – разводящий, их не так много, классных. Серый говорит: «Нужен особый склад ума». Он вообще очень начитанный. Мы с ним когда гуляем – перед отбоем, а иногда, честно скажу, и после, – он мне «Философские повести» французского писателя Вольтера почти наизусть рассказывает.

И вот однажды я опоздала на вечернюю тренировку – буквально на пять минут. Мы идем с Серым, уже к площадке подходим, а тут Михмих выскакивает. И прямо при Сереже мне кричит, что я соплюшка, от горшка два вершка, а кавалера себе завела, ну, и всякое такое.

«Эм в квадрате» вообще тактичный, а тут что-то на него нашло, может быть, с кем-нибудь поссорился, а на мне зло сорвал, но мне от этого было не легче. Я так покраснела, даже голова закружилась. Я подошла поближе и сказала

Михмиху, что у него есть личная жизнь, и у меня есть, я же в его дела не мешаюсь. Что опоздала, я виновата, а остальное ни при чем. Серый – парень воспитанный, он сразу отошел. А Михмих как закричит на весь лагерь: «Я запрещаю, я не позволю, ты мне сперва мастера выполни, а потом хоть с кем целуйся!»

Мне стало даже не обидно. Стало даже удивительно, что мой тренер, почти родной человек, такой, оказывается, не родной, что меня совсем – ни капли! – не понимает. И от этого была нестерпимая боль. Я полчаса ревела. Пошла тренироваться – никак не могла сделать наскок: бревна не видела из-за слез.

Назавтра Михмих со мной объяснился. Сказал, что в моем возрасте все силы должны быть направлены на достижение одной цели, а остальное – побоку, пусть я на него смотрю: если он чего и добился, все-таки заслуженный мастер спорта, заслуженный тренер республики, то потому, что в моем возрасте ничего, кроме гимнастики, не видел, был стопроцентный фанат. Он говорил, что и сейчас для него дом, жена и дети не так важны, как мы, он все с нами и с нами, жизнь этому отдает.

Я молчала и думала, что ничего-то особенного он в жизни не добился – подумаешь, тренер спортшколы, каких тысячи, и разве надо во имя этого все насвете забывать – и дружбу и, например, любовь? Вслух не говорила, но думала, а он, как почти всегда, буквально читал мои мысли. Он сказал: «Нет фанатизма у тебя, вот горе мое, таланта навалом, а фанатизма нет».

Я все время теперь думаю, есть у меня фанатизм или нет, и что это такое – фанатизм? Я иду по улице, вижу, как ветер колышет, вздымает ветки деревьев, и думаю, что так должны вздыматься руки в вольных. Это уже фанатизм или еще нет?

А иногда мне не хочется совсем никакой гимнастики, вообще не хочется в зал.

Так было, например, после того, как Михмих пришел пьяный.

Это уже в городе, зимой – в феврале. На девчонок такая ржачка напала – полный отпад. Он веселенький пришел и все резинку жевал. Раньше он нам сам не велел жевать на тренировке, говорил, что мы не парнокопытные, и еще: нечего брать пример с разных заморских обалдуев. А тут жевал, наверное, чтобы от него не пахло вином, но все равно пахло, и пускал жвачкой пузыри изо рта, смеялся, как дурак. Девчонки хохотали. Я закричала, чтобы они заткнулись, что с человеком мало ли что может случиться, мы же не знаем, отчего он такой. Мельникова заявила: «Тебе, Татьяна, конечно, как всегда, больше всех надо, ты каждой бочке затычка». Такая тяжесть навалилась – думала, раздавит. Физически ее чувствовала. Все было так, будто он мой отец и над отцом смеются. А мне было стыдно.

Вчера он выгнал меня из зала. Посреди тренировки.

Я «цукахару» никак прыгнуть не могла. Он сперва спокойно объяснял, что у меня толчок слабый, а потом разозлился: «У тебя разбег, как у коровы, так ты сто лет ничего не добьешься». Я сказала: «Мостик не пружинит». Он заорал: «Из-под земли, что ли, достану я теберейтеровский мостик – какой есть, с тем и хороша будешь!»

Мама говорит, что у меня отвратительная привычка всех переговаривать, чтобы последнее слово обязательно было за мной. Это правда, я с этим борюсь, но у меня переломный возраст, надо понимать. Я Михмиху сказала: «На других вы не обзываетесь», а он: «Я в других так, как в тебя, не верил, а сейчас мне в тебя верить невозможно – уйди с глаз моих вон из зала». Я сказала: «Ну, и пожалуйста» – и ушла.

Чего он добился? Тренировка пропала, а через месяц первенство города. И в зал мне после этой истории больше не хочется.

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены