Это началось так.
Директор Ногинского музея краеведения Александр Иванович Смирнов нашел в местном архиве интересный документ. На пожелтевшей от времени, плотной, шероховатой бумаге было напечатано - с «ятями», с твердыми знаками в конце слов: «Список художественных ценностей (картин), реквизированных в пользу народа у бывшего владельца Глуховской мануфактуры Морозова».
Александр Иванович пробежал список и не поверил глазам.
В списке значилось: «Айвазовский И. «Лунная ночь», Бялыницкий - Бируля В. «Весна»...» Далее в алфавитном порядке - художники Грюцнер, Жуковский, Степанов... И еще и еще.
Что же все это значит? Каждая из упомянутых здесь картин - находка бесценная. А в списке их двадцать шесть - целая картинная галерея! Но, может быть, это всего-навсего копии, дубликаты? Пожалуй, нет. «Лунная ночь», «Осень в усадьбе» - что-то не встречалось таких названий...
Смирнов позвонил на Глуховский комбинат. О судьбе коллекции, отобранной в 1918 году у Морозова, ни в парткоме, ни в дирекции комбината не могли сказать ничего определенного. Да и не удивительно: сколько минуло лет! Годы гражданской войны, разрухи... Может, и человек, составивший этот список, умер... Но ведь картины были!
Были...
Надо искать. Но где? Как?
Старый большевик, участник революционных событий на Глуховке Д. И. Корнеев, выслушав Смирнова, ответил не сразу. Он задумался, постучал о ладонь мундштуком папиросы.
- Картины, Александр Иванович, действительно были... И, насколько помнится, передали их в клуб. Но боюсь, что они давно погибли...
Однако Смирнов не опустил руки и упорно продолжал поиски. Он приходил в глуховский клуб, как на работу. Пересмотрел архивы за многие годы - и ни одного документа, подтверждающего, что клуб передавал кому - то коллекцию. Значит, картины должны быть здесь. Помещение клуба огромное: гримерные, подвал, чердак, сараи, забитые сломанной мебелью, бутафорским реквизитом, декорациями, - все следовало осмотреть, исследовать каждый холст.
В фойе и комнатах для кружковой работы висят картины. Нет, все это, разумеется, совершенно не то. В помещении за сценой тоже картины, но это работы самодеятельной изостудии.
В подвале, в одной из кладовых, - старые декорации, задники с потрескавшейся, местами осыпавшейся краской. Разбирая рухлядь, Александр Иванович заметил вдруг рамку. Картина лежала плашмя на цементном полу, холстом вниз. Он перевернул полотно. Покрытый слоем пыли, холст был темен от сырости. Местами проглядывали белые пятна - обнажилась грунтовка. И все же, подсветив карманным фонариком, он разобрал подпись: «Худ. А. Степанов».
Когда из кладовой вынесли старый хлам, обнаружилось еще пятнадцать картин. Точнее, бывших картин: так сильно были они попорчены. Холст Айвазовского, например, потускнел и поблек, краска кое-где отвалилась кусками, полотно было порвано в трех местах. В таком же состоянии находились картины Жуковского, Бирули, Грюцнера. Лучше других сохранился, пожалуй, небольшой этюд с надписью, сделанной рукою художника на обратной стороне холста: «Ивану Абрамовичу Морозову на добрую память. 25 марта 1894 года. Переплетчиков».
Итак, шестнадцать полотен. А в списке их двадцать шесть. Как ни искали, десяти картин обнаружить не удалось. Но, вероятно, и эти шестнадцать не вернуть к жизни...
Что же делать дальше?
В Москве, недалеко от Кропоткинской улицы, в одном из переулков разместилось учреждение с длинным и немного скучным названием: «Всесоюзная центральная научно - исследовательская лаборатория по консервации и реставрации художественных ценностей».
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.