Клава становилась все оживленнее, Зоя - спокойнее, а Володя Балашов - все задумчивее и скучнее. Это было непонятно: с цветами он освоился быстрее многих и даже сложные по рисунку розы стал называть «цветками», но по утрам, прежде чем взяться за работу, подолгу стоял у стола и смотрел в окно, за которым еще клубилась рассветная муть...
Стол у Володи громоздкий, почернелый, с выдвижными ящиками и двумя дверцами. Над ним трубка люминесцентной лампы.
Коробка с тюбиками красок, пласт зеленоватого стекла с пятнами охры и киновари - все это есть на каждом столе. Открытки, цветные вырезки, фотографии - только на столе у Балашова. Он перелистывает пыльную, истрепанную книгу с цветными вставками - «крылья бабочек».
- Скоро, девочки, работа пойдет быстрей, - говорит Клава Аксенова, - опять из института приезжали. Разрабатывают метод декалькомании. Это как переводные картинки...
- Значит, кисти в сторону?...
Володя не вступает в разговор. Декалькомания принесет штамп, число красок в ней ограничено... Убрав книгу в стол, он принимается за работу.
В цех входит Шапкин. Он часто появляется здесь, становится за спиной Матвея Родионовича и подолгу стоит, глядя куда - то вглубь цеха. Клочки бровей высоко вскинуты, на лице застывшая улыбка: он словно прислушивается и хочет уловить шорох кистей.
Володя знает его историю. В этой мастерской Шапкин работал двадцать лет. Вместе с Матвеем Родионовичем они писали «жестовские» ландшафты: хатки при луне, белых лебедей на синей глади воды и многое другое. Сейчас он работает вахтером - истопником. Древний жестовский пейзаж стал не нужен - устарела тематика, этого теперь не пишут. Цветы ему не давались, и кисть пришлось оставить.
Тому, что на Шапкине и Митрофанове кончается жестовский ландшафт, Володя не удивляется. Его волнует другое. Жестовское копчение кончается на Пыжове. Старик с «секретом» - Андрей Тимофеевич Беляев, мастер копалового лака, тоже не имеет учеников. В таком же положении и Хлудов Сергей Петрович - незаменимый коваль - виртуоз, из - под молотка которого выходят изделия самых разнообразных размеров и очертаний. А в артельной школе учат одному - писать цветы...
Но замечать недостатки легко: они сами бросаются в глаза, о них много говорят на собраниях. Труднее бороться с ними. А бороться надо не словами, а... красками!
По воскресеньям Балашов брался за свои полотна: этюды, натюрморты, копии с репродукций Шишкина. Эта работа была не только «для души», это была учеба. Хотелось написать поднос с пейзажем.
Еще в школе он копировал картину Шишкина «Среди долины ровныя». Теперь снова и снова повторял ее, хотел вжиться в «ее до самой глубины, учился писать ее быстро. И с каждым днем росла уверенность: он сделает пейзажный поднос. Нельзя допустить, чтобы с жестовских вещей исчез пейзаж!...
Поднос «Среди долины ровныя» Балашов писал три дня. Старые мастера смотрели на «широкий дуб развесистый», на раскинувшуюся за ним песенную ширь, и он «вдел по их глазам, что работа им нравится.
- Давненько не видел таких подносов, - сказал Матвей Родионович. - А мы ведь, бывало, когда товар отправляли, девять с цветами, десятый с ландшафтом...
Поднос одобрили и поместили в музей. Володю это не радовало. Он понял, что шел не по тому пути, задача осталась невыполненной. Для массового выпуска это не годится: не многие мастера возьмутся за копирование, слишком долго приходится работать над копией. И совсем убивала логика Клавы Аксеновой:
- Разве это жестовский стиль? Кледовым здесь и не пахнет.
- Что ж, совсем останемся без ландшафта?
- Чем лечить мертвого, пиши цветы. За три дня ты написал бы восемнадцать подносов. Ведь когда говорят: больше красивых товаров народного потребления, - это нас касается...
Они уже не понимали друг друга, как раньше. Отработать технику письма, писать все быстрей и быстрей - остальное Клаву почему - то нисколько не интересует.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.