С легкими чемоданами в руках, группами и в одиночку, молодые специалисты проходили по зеленой деревенской улице мимо развесистых лип, мимо домов с горшками герани на подоконниках, мимо магазина, клуба, почты.
Деревня понравилась. Сразу за сельсоветом, в стороне от домов, белеет каменный корпус. Это и есть Жестовская художественная артель.
Федоскинцы оказались в центре внимания всей артели. От них ждали многого: ведь они изучали много специальных дисциплин.
В первые дни на новом месте Балашову хотелось все хорошо «обдумать». Детство его прошло в Казахстане, отрочество - в Шепетовке, на родине Павла Корчагина; три года - в Федоскине. Теперь ему казалось, что с первых рисунков, с первого паровозного гудка он ехал и шел именно сюда, в Жестово.
В музее артели Володя увидел работы замечательного мастера жестовской живописи, покойного Ивана Степановича Леонтьева. Такой выразительной лирики красок он еще не встречал. От ландшафтов другого прославленного жестовского мастера, Кледова, веяло простодушной красочностью лубочных картинок. Музей походил на своеобразную картинную галерею. Со стены смотрело строгое, прекрасное лицо Зои Космодемьянской и вдохновенное - Пушкина; рядом со сказочными сюжетами - причудливые, во весь поднос, орнаменты...
А в деревне чуть ли не в каждой избе встречаются подносы с забытыми мотивами росписи - птичка, звездочка...
На улицах Жестова Володя ее раз встречал стариков - хранителей чудесного ремесла. Беляев - старик со своим «секретом». От отца он унаследовал умение варить копаловый лак - дело тонкое и трудное. Таких мастеров, как Беляев, не найдешь. В 1945 году за ним приезжали сами палешане. В шкафу у него хранятся образцы копала - прозрачно - желтые куски, похожие на подкрашенные льдинки. В одном, если посмотреть на свет, синяя муха, может быть, африканская. Копал - смола тропических деревьев, просочившаяся в землю и пролежавшая там много лет. Материал дорогой. А тому, кто умеет удачно сварить из него лак, и цены нет. До сих пор поговаривают, что не всякому откроет Беляев свой «секрет».
В третьей избе от пруда живет Пыжов - последний жестовский коптильщик. Между печкой и стеной у него есть «мастерская» - низенькая каморка в полтора квадратных метра площадью. По ночам, когда внуки уснут, он зажигает свои лампочки, подвешивает поднос и, вооружась лампочкой с красноватым язычком пламени, начинает свою осторожную, кропотливую работу - рисует огнем...
Жестово захватывало Володю.
И вот на столе палитра, в руках кисть и черный, как вороново крыло, поднос, который, прежде чем попасть в живописный цех, прошел через руки прессовщиков, резчиков, ковалей, шлифовщиков, лакировщиков. В него вложено много труда. Он зеркально блестит: его трижды лакировали, осторожно просушивали в печах. Теперь все зависит от живописца.
Но не так - то легко давалось мастерство жестовской росписи. Сказались недостатки производственного обучения в школе, отсутствие навыков - первые своп подносы федоскинцы расписывали по три - четыре дня каждый, в то время как старые мастера артели успевали расписать за день по шести штук.
Володя Балашов подолгу следил за работой Матвея Родионовича Митрофанова, старейшего живописца артели.
Низко склоняясь над работой и часто откидываясь назад, чтобы взглянуть на рисунок со стороны, старик затем ударял кистью стремительно и уверенно. Разметив композицию поочередно сразу на шести подносах, он в той же очередности прокладывал на них контуры, грунтовал и в том же порядке, переставляя подносы с одного места на другое, меняя краски, выписывал сначала желтые, потом белые, синие цветы, клал блики, тени, писал «травку».
А через два стола от Родионыча писал Николай Гогин - ни малейшего напряжения. Пересмеиваясь с соседками, глядит по сторонам, а кисть скользит по лаковой глади плавно, волнообразно, то касаясь ее самым кончиком - тоньше иголки, то прижимаясь к ней плотно, так, что сама становится похожа на широкий лепесток. Любитель музыки, баянист, он работает, словно песню поет.
У каждого мастера свой почерк, свой мазок, и не только мазок кистью. Однажды, наблюдая за работой одной пожилой художницы, Клава Аксенова замерла от неожиданности. Работница, выписывая самую сердцевину цветка - мелкий ворс тычинок, - кончила вдруг тем, что ударила по тому месту концом безымянного пальца - и цветок ожил.
Заметив удивление Клавы, работница несколько смутилась, а потом сказала:
- Прием этот иногда очень помогает. Ново - тагильцы вообще долгое время не пользовались кистями.
Свой прием она переняла у них, когда те сюда приезжали.
Прошло около года. Мало - помалу федоскинцы стали выравниваться с коренными жестовскими мастерами. Писали быстрей, сортность повышалась.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.