Маркел бежал по чуть приметному зимнику, извилисто петлявшему руслом Тартаса. Жесткий снег по-поросячьи визжал под сапогами, казалось, слышно было на десяток верст. Луна скрылась за черной зубчатой стеною тайги, стало темно.

Дорога пошла на угор, поднялась на берег. В этом месте река делала большую излуку, и путь спрямили берегом. Слева смутно замерцала большая голая поляна, которую Тартас обвивал с трех сторон. Она называлась Ермаковым полем.

Из поколения в поколение передавалась легенда о том, что после гибели Ермака на Иртыше остатки его дружины бежали на ладьях вниз по реке, достигли устья Оми, а потом заплыли в Тартас и двинулись вверх, надеясь укрыться в тайге. Но татары гнались по берегу на конях, засыпали стрелами, и как раз в этом месте, у крутой излучины, опередив медленно двигавшиеся против течения ладьи, сделали затор из поваленных деревьев. Казаки вынуждены были принять неравный бой – один дрался с дюжиной, – и почти все полегли под кривыми татарскими саблями. А тех, кто остался в живых, враги раздели донага и привязали к деревьям. И за одну ночь страшный таежный гнус высосал из них всю до капли кровь...

С тех пор поле на речной излуке, где была битва, стало называться Ермаковым. Старики рассказывают, что раньше находили здесь помятые русские шеломы, изломанные татарские сабли, а то и человеческие скелеты, привязанные к древним кедрам...

Миновав Ермаково поле, Маркел углубился в темную чащу леса. Здесь было, как в пустой просторной избе: шаги отдавались гулким эхом.

В призрачном мраке что-то зашевелилось впереди, там вроде бы хрустнула валежина. Маркел остановился, перевел дух. Пожалел, что дед Василек рассоветовал ему взять с собою ружье: в спешной дороге, мол, и иголка тяжела. Еще постоял, прислушался, принюхался. Тихо, но как будто махорочным дымком понесло...

А-а, мало ли что может померещиться... И он двинулся вперед. В узком коридоре, где тропу с обеих сторон обступили сосны, кто-то прыгнул на него сзади. Маркел и крикнуть не успел, как был сбит и прижат к земле тяжелой тушей. «Медведь!» – мелькнуло в голове, но рычащая туша стала выворачивать ему назад руки. Человек...

Да, это был человек. Он помог Маркелу подняться на ноги, чиркнул серянкой перед его лицом.

– Спужался? – спросил участливо, даже ласково, как взрослые спрашивают детей. – Тада звиняй за беспокойство... А я далеко-онько тебя приметил, когда ишо луна была, а ты по реке топал... Дай, думаю, спрячусь сбочь тропы да подожду трошки – што за человек такой антиресный? Уж больно ты издалека на деда Василька походишь! И походка такая же прыткая. Ан нет, ошибся...

Маркел наконец выплюнул снег, обрел дар речи.

– Кто вы такой? – спросил сдавленным голосом.

– А ты и не признал? – искренне удивился тот. – Стыдно старых-то друзей забывать. Старый-то друг – он ить лучше новых двух... А Микиту Сопотова не припомнишь ли? Как вы с дедом Васильком в прошлом годе на ямах меня подстерегли, ружье отняли, да ишо собакой стали травить? Неужто позабыл? А я дак тебя сразу признал – и серянку жечь не надо было...

Как позабыть? Перед Маркелом на миг встало то погожее осеннее утро, и как задремал он у костра, измученный бессонной ночью, а из леса неслышно вышел этот огромный волосатый мужик – неуловимый браконьер Микешка Сопотов, которого дед Василек выслеживал много лет и не мог поймать. А тут пришел сам, и как он паясничал перед стариком, уверенный в своей безнаказанности, а когда отобрали ружье, готов был встать на колени... И как, уходя, в бессильной злобе схватил огромную коряжину, прошипел: «Встретимся ишшо на узкой дорожке...»

Вот и встретились... Микешка ликовал, это чувствовалось в его голосе, и снова принялся паясничать, – такая зловредная натура: мой верх! Почему бы на досуге и не поиздеваться? Когда Маркел попросил развязать руки, он засуетился вокруг:

– Сичас, сичас! Устали рученьки, затекли белые, – а сам с такой силой затянул узел, что. кажется, хрустнули в запястье кости... – Потерпим маненечко, скоро и шейку завяжем таким же узелком, да на сосенку, да на стройную, – нараспев говорил Микешка ласковым, баюкающим голосом...

– Что ты со мной хочешь делать? – спросил Маркел своего мучителя. – Ты ответишь за это... перед судом...

– Отвечу, отвечу, – угодливо заворковал Микешка, – как же не ответить за такое беззаконие? Судить меня будут, в каталажке сгноят. Да! Рази тебе не жалко меня? Хороший я человек, ласковый... А ты знаешь, почему я оказался тут, на этой тропочке? Не знаешь... А прослышал я, милый вьюнош, што к деду Васильку твоему колчаки пришли. Партизанов ишшут. Ага... Я все знаю, не гляди, што с ведмедями живу... Вот и навострил, значит, лыжи – доложить колчакам, где эти партизаны хоронятся. А за одним и про деда Василька скажу, што это за птица такая. А то ить омманет он солдатушек, ежели в проводники его возьмут. Как пить дать, омманет! Сам с партизанами якшается... Вот так-то, вьюнош. Теперь-то мне веселее будет – вдвоем пойдем. Уж ты-то, знаю, лучше меня про партизанов солдатикам расскажешь. Сам, небось, в начальниках у них ходишь... Пойдем-ка теперяча. – Он толкнул Маркела в спину.

Маркел резко повернулся к Микешке, крикнул:

– Не пойду!

– Не пойдешь? – удивился тот.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.