Лунной весенней ночью из темной согры на светлую поляну вышла волчица. Распяливая ноздри, она жадно потянула воздух: пресно пахло снегом, горечью мерзлой осиновой коры, хвойным вязким смольем. Никаких живых запахов... Волчица поскребла передними лапами жесткий слюдяной наст, лениво потянулась. При этом темная шерсть на ее загривке не залоснилась, не заискрилась под луной, как бывало прежде: волчица была старая, сивая шерсть на ней скаталась клочьями, опаршивела и не могла прикрыть выпирающие ребра. И, словно стыдясь своей безобразности, она потрусила в густую тень чернолесья.

Она с неделю ничего не ела и теперь совсем отупела: уже ничего не искала, а просто трусила по лесу, низко опустив огромную лобастую голову.

Так она бежала долго, не принюхиваясь и не глядя по сторонам, не понимая, куда и зачем спешит, когда в темной пади, под самым ее носом вдруг с грохотом взорвался черный куст тальника – из-под него рванулись вверх тетерева, целая стая. Волчица отпрянула, но тут же кинулась вслед птицам, которые замелькали меж голых деревьев и мгновенно исчезли...

Она вернулась к тому месту, под куст, где в снегу осыпались еще свежие лунки, хранившие тепло и дурманящий запах мяса. И, обезумевшая от этого запаха, волчица завыла хрипло, утробно в безысходном смертном отчаянии...

* * *

Маркел Рухтин услышал одинокий и близкий вой волчицы, когда подходил к заимке деда Василька. Он сорвал с плеча ружье, торопливо перезарядил его патроном с пулей жакан, И только потом удивился: откуда здесь быть зверю? Обычно волки тайгу не любят – водятся в степи или у самой лесной кромки. Да и зверь-то, видать, одинокий, а сейчас у них начался гон, и держатся они большими стаями. Странно. Скорее всего где-то устроили облаву, истребили стаю, а этот уцелел и с испугу забрался в самую таежную глухомань.

А вой не смолкал – дребезжащий, прерывистый, как скрип надломленной сушины. Казалось, зверь старается из последних сил и вот-вот сорвется, испустит дух. «Не иначе – совсем старый зверюга, – догадался Маркел, – стая его прогнала, и он пришел сюда подыхать...»

Дед Василек встретил Маркела встревоженно: что случилось? Почему среди ночи?

– Так Иван Савватеевич посоветовал, – отозвался Маркел, устало валясь на лавку. – Ночью, говорит, наст морозом схватывается, меньше проваливаться будешь. И правда: шел, как по горнице, да и луна – хвоинку на снегу видно... Волк вот только перед самым домом твоим напугал.

– Я тожеть вечер его слышал: воет, ажио душу выворачивает. Не к добру примета...

– Что-то ты суеверным стал, дед, – засмеялся Маркел.

– Дак оно... в народе-то здря не скажут... А ты не скалься, говори, што случилось.

– А то, что и должно было случиться, – уже серьезно ответил Маркел. – Веселые времена наступают, только жить да радоваться...

И он рассказал старику, что позавчера в Косманку пробрался свой человек из уездного города Каинска и принес худые вести. Будто прознали колчаковские власти про Косманку, где скапливаются партизаны, и решили задушить отряд в самом его зародыше. Спешно снаряжают в тайгу карателей, чтобы успеть управиться, пока не развезло дороги, – тогда партизан никак не достать.

Чубыкин принял срочные меры: послал авангард из десяти мужиков на Пестровскую заимку, что по дороге к Косманке, а его, Маркела, отправил сюда, чтобы первым известить о приближении карателей. Такие вот дела...

– Начинается, елки-моталки, – крякнул дед Василек. – Тепереча добра не жди... Ишо ко мне заявятся...

– Так не минуют, наверное. Дорога на Косманку одна – по Тартасу... А ты что, боишься? ,

– Мне пугаться нечего, худого, поди, ничего не сделают... Да и отжил я уже свое, если што...

– А кто же лес охранять будет? – пытливо прищурился Маркел.

– Найдутся охранители... Сам же когда-то говорил: народная власть придет, дак народ сам у себя красть не станет. Это круглому дураку надо быть – в собственный карман руку запускать...

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.