Просыпался он в безмятежном расположении духа. Для иного настроения причин не было. У родителей он был единственным сыном. Ему исполнилось двадцать лет. Рост его превышал шесть футов, весил он сто восемьдесят фунтов и не болел ни разу в жизни. В теннисной команде он был игроком номер два, и дома, в отцовском кабинете, целую полку занимали кубки, которые он получал на турнирах с одиннадцати лет. У него было худощавое, с резкими чертами лицо и прямые черные волосы, слишком длинные, чтоб походить на профессионального спортсмена. Одна девушка как-то сказала ему, что он похож на Шелли. Другая – что на Лоуренса Оливье. Он уклончиво улыбнулся им обеим.

Память у него была хорошая, и учеба давалась ему легко. На днях он был включен в список лучших студентов. Его отец, преуспевавший на севере страны в электронной промышленности, выслал ему в награду сто долларов. Прошлым вечером он обнаружил чек в почтовом ящике.

У него были способности к математике, и при желании он мог бы после выпуска получить место преподавателя на кафедре, но он собирался войти в дело отца.

Он не принадлежал к целеустремленным зубрилам, слонявшимся по учебному корпусу. У него были отличные отметки по английской литературе и истории, он помнил наизусть большинство сонетов Шекспира и читал Ретке, Элиота и Гинзберга. Его приглашали на все вечеринки. У него был роман с одной из красивейших девушек колледжа, она говорила, что любит его. Иногда он тоже говорил, что любит ее, и был уверен в этом.

Никто из его близких пока не умирал, и в их семье все возвращались домой невредимыми со всех войн. Мир приветствовал его. Ничто не смущало его покоя. Не удивительно, что он просыпался в безмятежном расположении духа.

Было начало декабря, но калифорнийское солнце грело, словно летом, и шедшие к десяти часам на занятия девушки и парни в вельветовых брюках, теннисках и ярких свитерах шагали меж зеленых газонов, то и дело окунаясь в тень деревьев, еще не сбросивших листвы.

У женского общежития, где жила Адель, он замедлил шаг и, когда та вышла, замахал ей рукой. По вторникам занятия у него начинались в десять часов, а ее общежитие было по пути к гуманитарному корпусу, куда он направлялся.

Адель была рослой девушкой, ее темноволосая голова заметно возвышалась над его плечом. Лицо у нее было пухлое, цветущее, почти детское. Однако походка ее, даже с книгами под мышкой, была отнюдь не детской, и его забавляли завистливые взгляды других студентов, когда Адель шла рядом с ним.

– Она идет во всей красе, – продекламировал Стив. – Светла, как ночь ее страны. Вся глубь небес и звезды все в ее очах заключены .

– Как приятно услышать это в десять часов утра, – сказала Адель. – Ты вызубрил это специально ради меня?

– Нет, – сказал он. – Сегодня у нас зачет по Байрону.

– Пойдем на танцы в субботу вечером? – спросила Адель.

Он сделал недовольную мину. Танцев он не любил. Ему не нравилась звучавшая там музыка, и он считал, что современная манера танцевать лишена изящества.

– Потом скажу, – ответил он.

– Мне нужно знать это сегодня, – сказала Адель. – Уже двое парней меня приглашали.

– Скажу за ленчем, – ответил он.

– В какое время?

– В час. Смогут другие претенденты сдержать до этого времени свою безумную страсть к танцам?

– С трудом, – сказала она.

Он знал, что с ним или без него в субботу вечером Адель все равно будет на танцах. Танцевать она любила, и он не мог не признать, что девушка имеет полное право требовать, чтоб парень, с которым она видится почти каждый вечер, пошел с ней на танцы в субботу. Примирившись с предстоящими четырьмя часами шума и духоты, он почувствовал себя слишком взрослым, чуть ли не по-отцовски. Но не сказал Адели, что согласен. Потерпеть до ленча ей будет невредно.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.