До шторма на Рыбинском море паруса были для меня грудой тяжелой, грубой ткани, мачты – стругаными и крашеными лесинами, а все вместе – досадным грузом.
Когда наконец завелся наш барахляный мотор и потащил «Бегу» прочь от пристани Московского морского клуба и мы стали устраиваться в лодке, я наметил место на средней банке и втиснулся между бортом и «дровами» – так мы, новички на «Веге», в первый же час похода назвали спеленатый рангоут. Это многометровое соединение, состоящее из круглых деревянных брусьев, лежало вдоль всей лодки. Нижние концы мачт упирались на корме в бочку с бензином, верхние лежали на передней банке.
День за днем мы натирали бока о «дрова». На стоянках после дождей, под суровым взглядом нашего командора Леши мы вытаскивали паруса и расстилали их на траве. А затем тащили обратно на борт и не жалели слов, доказывая командору бессмысленность наших трудов: шли-то мы на моторе.
Впрочем, шли на моторе – это сказано со смехотворной самонадеянностью. Поутру наши механики часа по два возились с мотором. Затем команда волокла в лодку надувные матрацы и рассаживалась. Выкликался счастливец. Ему вручалась бечевка с грязной рукояткой. После десятого рывка мотор оживал, начинал мелко трястись в гнезде, и «Вега» под крики капитана «Бери левее! На мель идем!» выходила на волжский простор. Мотор продолжал тарахтеть.
– В Курье будем часам к восьми, – заявлял капитан.
Мы отбрасывали суеверность, кивали: «Верно, там и заночуем». Мотор булькал и начинал лопотать.
– Газ! – кричал капитан. – Дай газ! Мотор угасал.
Лодку разворачивало по течению. Из рубки встречной баржи выскакивал мужик, криков его не было слышно, но бинокль позволял заглянуть в его мясистую ротовую полость.
– Шпонка полетела, – шептали механики.
– Я планов наших люблю громадье! – подавал голос Толя Друзенко.
Регистр планов у нас был велик – от получения Нобелевской премии (Казаков) до избавления от фурункулеза (Друзенко).
– Отчего бы нам не поставить паруса? – робко говорил я.
Мне не отвечали: преглупый вопрос! Что, ходить галсами по извилистой реке между баржами? Кроме того, по графику следовало проходить по 100 километров в день.
Переборы, где нас могли предупредить о шторме, мы покинули третьего дня, а барометра у нас на борту не было, так что за четыре часа до шторма мы безмятежно ползли на четырех веслах где-то за Пошехоньем.
Уходила лодка от земли, от теплого ее духа. На лугу белела рубаха старика. Далекое вжиканье камня по лезвию литовки да песня зяблика провожали нас.
Зной накрыл море. Стороной лениво пролетела чайка. Я отломил кусок хлеба и бросил в воду. Лодка отдалялась, птица схватила хлеб. Выброшенная всплеском крыльев, вода ртутью катилась по морской глади.
Команда «Беги» – молодые инженеры, сотрудники научно-исследовательских институтов, журналисты – все работают в отвлеченных сферах, борьба их умозрительна – борются с идеями, с проблемами, с бесплотными, созданными воображением образами. Защищенные городскими благами от стихий, мы жадно читаем книги с рубриками «путешествия» и «приключения» и каждое лето отправляемся в поход. Команда наша родилась еще в студенческие годы. Зимой видимся редко, но в мае все собираемся на верфи клуба – готовить «Бегу» к новому плаванию.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Что сделано, что предстоит