Как гром среди ясного неба грянула эта весть на дом Шишкиных...

Жили — горя не знали. Заведено так было в старинном семействе от давнего крестьянского корня: одно поколение сменяло другое в ладу с собой и миром.

Под стать семейству был дом — крепкий, просторный, ладный, о двух этажах, с чугунным балкончиком и резной галерейкой, над родниковым стоял он откосом. Чисто вымытые, с геранью окошки глядели и наглядеться не могли на благодатный простор. Там, опушенная белесовато-рыжими и блестевшими на солнце ольшаниками, тихая, а к концу пути и совсем убаюканная покоем озерных лугов, Тойма вливалась в Каму. И не зря, видно, не забывали в здешних краях к подходящему разу присловить: «Хотела Кама-матушка миновать нас, да передумала». Поглядеть — так оно и выходило: верстах в двух от Елабуги своенравная Кама, как бы завороженная увиденным, замедляла бег, круто брала вправо, словно поближе разглядеть хотела статный, красивый, окруженный сосновыми борами город на ровном высоком берегу. А весной, по большой воде плоты, барки, расшивы и первые волжские пароходики забегали с Камы, подваливали под самый городской откос, и верхушки мачт заглядывали в окошки домов на Набережной. Здесь, в ряду других, на самом видном месте стоял дом Шишкиных.

Семейство, как сказано, дому было под стать. О главе его, Иване Васильевиче, еще поговорим особо, а покуда заметим: купец второй гильдии и городской голова, человек был в городе уважаемый, но брал не званием и не богатством — с избытком в Елабуге обреталось купцов рангом повыше и куда богаче. Городской же голова — должность, в обход губернского начальства, была в уезде выборная, и обрести ее мог человек по собственным достоинствам, а не иными какими путями.

В семье же Шишкиных был лад и царила любовь. Почтение к родителям не страхом держалось — уважением к тем самым достоинствам, мимо которых ни чужим, ни своим не пройти. А где крепкой семье радость и надежда? В детях, конечно, в наследниках. Дочки. правда, и хороши, и пригожи, да на выданье — отрезанный, считай, ломоть. Но и сыновьями бог не обидел — тоже двое, и один другого краше. Старшего хоть и звали Николаем, а угодником не был: погулять, попеть любил и веселье не последней почитал добродетелью; только не слабость это была и не купеческий кураж (чего в фамилии Шишкиных отроду не водилось), но шло от обилия молодости и сил — имени не в убыток и делу не помеха. А в делах знал Николай толк... И все же надежда особая на младшего была — на Ванечку.

И правду сказать, всеми статьями парень вышел: и лицом, и осанкой, а силушкой — матерый мужик. Подкову перегнуть, кочергу железную узлом завязать — это так, озорство на праздник, а за дело какое возьмется, все в руках ладится: и кузнец тебе, и плотник, а уж такие из дерева фигурки режет, таких из камня зверей высекает — смотри и дивись! Старые конторские книги угольком разрисовывает: то отца на страничку посадит, то брата с любимой его гитарой, а то приятеля вихрастого соседского, и так ловко это сделает, что всякий узнаёт. Но все больше поверх фиолетовых цифр рисует он виды Ела-буги. Камы, лесистых ее берегов... Нуда к искусному рукомеслу Шишкины всегда приглядливы были и на редкость прихватисты — это от прадедов, и тут Ваня не поперек шел, а дальше. Умом же и смекалкой, похоже, опередил славную и в этом деле фамилию. Уездное училище одолел мигом; не заметили, как с похвальным листом вышел. В Казанской же гимназии среди первых учеников не затерялся; учение и тут давалось легко, из класса в класс шел бойко, и каждое пето на каникулах в семье радость: Ванечка приехал!..

Дарья Романовна в младшем души не чаяла: с его-то статью, с таким-то умом, да с образованием этаким первый человек. куда там в уезде — в Вятском губернском правлении, а там и дальше гляди!.. И вот на тебе, как гром среди ясного неба:

— Я, маменька, в гимназию не вернусь.

Стояло жаркое лето 1848 года: шестнадцатилетний Иван приехал на каникулы, и с этакой вестью.

Дарья Романовна — руки к образам, заголосила по-бабьи:

— Ванечка!.. Одумайся!..

Какая муха его укусила — теперь бы гадать и конца не ухватить, но в собственноручном плане автобиографии сохранилась, по счастью, строчка: «Боялся сделаться чиновником».

Для нас здесь первая ниточка к разгадке дальнейших событий его жизни. Из будущего оно, понятно, видней, но каково в тот час домашним было — представить можно и не напрягая воображения.

Покуда же — до отцовского решения — водворен был Ванечка на верхнем этаже дома, в каморке с видом на Тойму, на Каму, на заливные по обе стороны луга с блестевшими на солнце озерами и на дальние заречные леса, могучей зеленой рамой охватившие весь поднебесный простор. Грозы ходили за лесами, собирались над Камой и, выждав своего часа, проливались к вечеру короткими обильными ливнями. А когда подымалось утром солнце, из корабельных рощ тянуло в распахнутое окно каморки свежими, густыми, пьянящими запахами грибов, трав, хвои и разогретой смолы — до вечернего грозового часа...

Разговор в отцовском был кабинете с глазу на глаз. В документах о нем ни словечка, воспоминания тоже молчат — тут воображению воля, а характеры собеседников и обстановка, ныне воспроизведенная, одна фантазии подсказка. Думаю, не погрешим мы против истины, если представим себе оранжевые дорожки солнца на крашенных темной охрой полах, старинную кафельную печь, диковинные часы с кукушкой и перепелом, привезенные отцом с Макарьевской ярмарки, дедовский буфет; на выгоревших штофных обоях — турий рог, шомпольное ружье, темные овалы портретов в тусклых тяжелых рамах, а наискосок — большой под зеленым сукном письменный стол.

Отец сидит за столом; крупное, в волнистых прядях русых волос лицо его с бритым не по-купечески подбородком задумчиво и серьезно. Иван ждет решения. Высокий, широкий в кости, стоит он с прямой спиной, чуть склонив голову, и видит крупные отцовские руки. Похожие при вечернем солнце на сосновую кору, лежат они на белой разлинованной странице конторской книги. Но как-то сиротлив на отцовском столе вид купеческого этого писания: день ото дня все дальше к краю сдвигают его иного назначения книги — в кожаных старинной работы переплетах и с золотым тиснением на корешках...

Иван знает: другие заботы одолевают отца, а коммерция, для новых этих забот все более забываемая, идет туго, да так туго она идет, что знающему толк в делах Николаю одному не управиться. Рассудить тут как будто бы и просто: коли канцелярские перья младшему сыну не по руке, пристроить его надобно к делу фамильному. И самая пора — времена на Руси наступили купеческие: почти все дворянские права привалили купцам царской милостью; торгуй только да наживай добра. На том и порешили.

И тут в свиток его жизни вплетается страничка, весьма, впрочем, коротенькая: отправлен был Иван сопровождать по Каме караваны с хлебом. Иному кому — вольная жизнь и барыш верный, а у Ивана не заладилось: беда за бедой — суда тонули, баржи садились на мель или горели, а пуще обманывали его всякого ранга торговые люди, обсчитывали, обдирали как липку. Отцовский капитал, и без того невеликий, с каждым таким Ивану поручением таял.

Что тут сказать! Известно, рожденного летать ползать не выучишь, и потому, надо думать, не очень удивился да и не огорчился Иван Васильевич, когда сын эту истину не опроверг. И все же взглянуть здесь нужно попристальней, потому как со стези протоптанной, сам того не подозревая, сбил Ивана отец. И тут в рассказ войти ему самое время.

В обильной литературе о нашем пейзажисте мало, досадно мало внимания уделено его отцу. Он как бы в тени знаменитого своего сына. Но представим себе: окажись Иван Васильевич купцом не по званию только, но и призванием, сложилась бы судьба сына так, как она сложилась? Дорожка-то проторенная была, и выбиться из глубокой, крепко наезженной купеческой колеи ему бы, пожалуй, не удалось, а продолжал бы Иван умножать «материальное», пусть и без особого успеха, — куда денешься. Но все дело в том, что был отец его купцом только по званию, а натурой очень русский, романтический, если хотите, прямо-таки лесковский тип — очарованный этакий странник, душа, плененная красотой и мудростью мира, предназначение свое полагавшая в приумножении этой мудрости и красоты. Не зря, видно, в родных краях звали его «елабужским Кулибиным»...

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.